Мир короля Карла I. Накануне Великого мятежа: Англия погружается в смуту. 1637–1641

В то время как лорды-судьи в Дублине стенали о необходимости помочь своим друзьям в английском парламенте, ирландско-нормандские землевладельцы, лорды английского пейла, который некогда был бастионом английских поселенцев, противостоявший ирландскому югу и западу, вели себя подозрительным образом. Агрессивная политика английских поселенцев на протяжении последних пятидесяти лет привела к тому, что католическая ирландско-нормандская аристократия сблизилась с ирландскими родовитыми дворянами. Теперь, когда пришло время испытаний, если они немедленно не присоединятся к восставшим, то в результате рокового промедления помогут правительству удержаться во власти. В то время как фермерские хозяйства в Ольстере сгорали дотла в пламени пожаров, а банды грабителей похищали скот и сжигали амбары поселенцев, лорды пейла направили письмо королю с нижайшей просьбой обезопасить в будущем земли ирландцев и не позволить им стать жертвой «причуд и странностей» английского закона. Это была очень важная просьба, но вовсе не означало в представлении официального Дублина и английского парламента, что лорды пейла были готовы защищать закон, порядок и существующее правительство от восставших.

На Севере сэр Филим О'Нил, войска которого продвигались к Дроэде, бахвалился перед своими людьми и английскими военнопленными, что он не мятежник, а преданный рыцарь и верный слуга короля, и взялся за оружие, чтобы освободить его величество от тирании его врагов, сокрушить тех, кто осмелился поставить пределы его священной власти.

О'Нил в подтверждение своей миссии показал взятым в плен солдатам, содержавшимся в его лагере в Ньюри, указ, скрепленный Большой печатью короля. Соратники сэра Филима по всей стране имели на руках его копии. В середине ноября указ оказался уже в Дублине, и священник в таверне «Булл» на Мерчантс-Куэй продемонстрировал всем копию документа и рассказал, как король «1 октября в Эдинбурге, на 17-м году своего правления» отдал О'Нилу приказ захватывать замки, дома и собственность поселенцев-протестантов. То, что указ был в целом или отчасти фальшивкой, было ясно любому непредвзятому наблюдателю. На какие бы шаги Карл ни пошел, чтобы поддержать мятежников, но вряд ли решился бы на подобные действия. Но вопрос подлинности или поддельности этого документа был не столь важен, как последствия его распространения.

Еще до того, как король Карл прибыл в свою столицу, где его ждала вторая важная встреча с Пимом в борьбе за власть, его имя оказалось раз и навсегда связанным с ирландским восстанием.

В страхе перед тем, что могло происходить в Ирландии, но не зная конкретных фактов, палата общин продолжала обсуждать Великую ремонстрацию, направленную против уже ушедшего в отставку правительства.

Карл письменно известил королеву и Эдуарда Николаса о своем возвращении. Генриетта Мария в радостном ожидании была готова выехать в Тибалдз-Хаус со своими тремя старшими детьми, чтобы встретить там короля. Верноподданные джентльмены из Хартфорда намеревались устроить ему торжественную встречу в Уэре. Николас сообщил лорд-мэру о плане мероприятий короля, чтобы Лондон мог заранее подготовиться к встрече Карла и продемонстрировать ему свой энтузиазм и преданность и отмежеваться от всех подозрений в нелояльности, распространяемых пуританской фракцией парламента. Николас в письме к королю позволил себе дать полезный, по его мнению, совет. Пусть его величество открытой улыбкой одарит тех, кто будет встречать его, и «скажет им несколько добрых слов».

Ожидалось, что король прибудет в Лондон 24 ноября. Ремонстрация, подготовленная Пимом, 22 ноября вновь поступила на рассмотрение палаты общин. Дебаты начались в полдень. Эдуард Хайд, депутат от Сэлташа, обратился с призывом, чтобы все члены палаты, без исключения, приняли в них участие. Хайд, поддержавший предложение Пима об отмене прерогативных судов и бывший сторонником конституционных изменений в ушедшем году, теперь решил попробовать свои силы и противопоставил себя Пиму, попытавшись встать во главе палаты общин. Двумя неделями ранее его крайне насторожило требование Пима иметь право контролировать назначение советников короля, и он совершенно справедливо увидел в Ремонстрации попытку с далеко идущими последствиями ограничить королевскую власть. С этого времени он уже никогда не был человеком Пима.