Мир короля Карла I. Накануне Великого мятежа: Англия погружается в смуту. 1637–1641

В этот день, 22 ноября, Хайд выступил в палате общин как сторонник умеренной политики и противник Ремонстрации. Его поддержал лорд Фолкленд. За последний год Хайду многое стало известно о политической стратегии Пима, о его практическом опыте барристера, который помог ему вести дебаты в парламенте. Хайд был достаточно осторожен и не выступил открыто против Ремонстрации. Наоборот, заявил, что готов принять подобный документ и представить его королю. Но, по его мнению, достаточно было включить в него жалобы только последнего парламента, а не перечислять в нем все, во многом несправедливые претензии, которые накопились за весь период правления Карла. Это было бы большой ошибкой и могло только разгневать короля и вызвать осуждение в палате лордов. Возможно, это побудило бы их принять акт о Контрремонстрации.

Лорд Фолкленд развил тему, предложенную Хайдом. Что могут подумать люди о палате общин, задавался он вопросом, если она упорно возвращается к событиям прошлого, о которых стоило бы уже забыть, и снова, в который раз, обсуждает их? Король пошел навстречу пожеланиям подданных в прошедшем году, чтобы они получили все, что хотели.

Сэр Джон Калпепер поддержал критические выступления Фолкленда и Хайда. Те положения Ремонстрации, которые были направлены против религиозной политики короля, утверждал он, могли вызвать открытое неприятие палаты лордов, уже и так недовольной решениями палаты общин в этой области. По его мнению, Ремонстрация имела антиконституционный характер. Она представляла собой официальное обращение к королю, но, по сути, это было обращение к народу. Прежде в истории Англии не было подобного события, чтобы палата общин публично обвиняла короля. Все деятели умеренных взглядов и роялисты объединились в неприятии Ремонстрации.

Пим, понимая, что оппозиция собирает силы, дал всем критикам, как ему казалось, убедительный ответ: принятие Ремонстрации было велением времени. Он вновь напомнил, что в окружении короля все еще существует враждебная нам партия, и, пока активны ее участники, вера и свобода подданных находятся в постоянной опасности. «Пришло время высказаться откровенно, – заявил он, – чтобы в будущем потомки не говорили, что Англия погибла, потому что ни один человек не осмелился сказать правду».

Дебаты шли весь короткий зимний день и продолжились уже вечером при тусклом свете свечей. В полночь Эдуард Николас, чувствуя крайнюю усталость, отправился домой. Он написал королю, что противники Ремонстрации продолжали упорно сопротивляться Пиму, но у него уже не было сил заседать дольше.

В час ночи голоса раделились почти поровну. Досидели до момента голосования 307 человек. Должно быть, Пим испытал большое облегчение, когда Лентал огласил его результат: против Ремонстрации было 148 человек, за – 159. Он все-таки добился перевеса в 11 голосов.

Более 80 сонных человек спешно покинули зал заседаний, но ночная работа палаты еще не была завершена. Джеффри Палмер, депутат от Стэмфорда, последовательный сторонник короля, заявил, что оказавшиеся в меньшинстве члены парламента намерены заявить протест против Ремонстрации. Поднялся страшный шум. Роялисты криками с мест поддержали Палмера, сторонники Пима и слышать не хотели об этом. Словесная перепалка закончилась потасовкой. Ленталу не удалось восстановить порядок, но тут раздался могучий голос Джона Хэмпдена, призвавшего разойтись. Спикер сразу же объявил об окончании заседания, и две сотни усталых, что-то бормотавших и зевавших людей вышли на опустевшие улицы Вестминстера, «как раз когда часы пробили дважды».

Король провел эту ночь, находясь в двух днях пути от Лондона. За ним лежало его королевство Шотландия, обманчиво спокойное, обманчиво довольное. Перед ним раскинулся его великий город Лондон, украшеннный для встречи с ним и готовый воздать ему почести. Его ожидали разгневанная и расколотая палата общин, Джон Пим с его Великой ремонстрацией, этой декларацией недоверия, Оливер Кромвель с его требованием назначать командиров в армии через парламент. Далеко на западе лежала Ирландия, где огни бивачных костров и сигнальных маяков и пламя горевших сельских хозяйств освещали холодную темноту ноябрьской ночи.

На протяжении почти пяти лет эти королевства были, казалось, самыми мирными в Европе, а их суверен – самым счастливым королем в христианском мире. Мирная и спокойная жизнь в этих королевствах и счастливое существование и власть их короля оказались иллюзией. В Шотландии образовалась влиятельная партия государственных деятелей, которая контролировала и направляла деятельность церкви и лишила короля реальной власти, осталось лишь ее подобие. В Ирландии навязанная система правления была поколеблена народным восстанием. В Англии король обязался не распускать парламент, который подорвал основы его законной власти, начав распоряжаться его финансами, и теперь парламент ждал его возвращения с уже готовым обвинением, – с подобным отношением к себе еще не сталкивавался ни один английский монарх.