Мир на Востоке

Над площадью гремела музыка из громкоговорящей установки, уносясь в кварталы близлежащих западноберлинских домов и перекрывая вопли неистовствовавшей толпы.

Только что из репродуктора раздавались эстрадные мелодии, но вот старший лейтенант остановил магнитофон прямо посреди какой-то песенки, и Ахим взял в руки микрофон.

— Внимание! Внимание! — начал он. — Конечно, мы прекрасно понимаем, насколько вы огорчены мерами по охране границ нашей столицы, нашей страны. Но будьте уверены — какой бы вы там ни поднимали вой, вам не удастся поколебать решимость граждан ГДР сохранить суверенность своей республики, и потому кончайте провокации. Если у вас есть хоть капля благоразумия, то идите тихо-мирно по домам. Сегодня как раз начало рабочей недели, так что займитесь делом, ежели у вас таковое имеется…

В ответ на это толпа взревела с удвоенной силой. Старший лейтенант не растерялся и запустил на полную мощь «Песню возрождения» на слова Брехта: «На месте развалин построим новый город»…

Но тут опять посыпался град камней, и рабочим пришлось спасаться бегством. Вслед им раздалось истеричное улюлюканье. Одного из каменщиков ранило довольно серьезно — он не мог идти и с перекошенным от боли лицом звал на помощь.

Сидя в машине, Ахим увидел, как Эрих подскочил к раненому, демонстративно снял автомат с предохранителя и наставил на толпу. Та моментально стихла и подалась, готовая броситься врассыпную: кто поручится, что этот рыжий малый с угрюмой физиономией и впрямь не даст очередь? Однако замешательство оказалось недолгим, и уже вскоре вновь полетели камни.

Группа западноберлинских полицейских в голубых мундирах молча стояла на площади, палец о палец не ударяя, чтобы прекратить беспорядки. Ситуация складывалась критическая…

Первым не выдержал старший лейтенант Вернер Клер, напарник Ахима. Забыв про включенный микрофон и жахнув кулаком по столу, отчего в динамиках раздался звук, похожий на пушечный выстрел, он воскликнул: «Кому как, а мне это уже надоело!» Он повертел ручку полевого телефона и доложил о происходящем в штаб, состоявший из командиров всех трех формирований: рабочих дружин, полиции и армии.

Не прошло и пяти минут, как на площадь примчался газик. Из него выскочил майор полиции. В ту же секунду у его ног упал увесистый булыжник.

Майор стал мрачнее тучи. Приказав Ахиму и Клеру выключить динамики, он подошел вплотную к колючей проволоке и приказал западноберлинским полицейским:

— Кто тут старший? Немедленно ко мне!

Полицейские оторопели от неожиданности и начали совещаться, как им быть в этой ситуации.

— Нельзя ли побыстрее, господа? — нетерпеливо спросил майор.

Наконец от группы отделился один страж порядка и, приняв серьезный вид, направился к границе. Встав против майора, приложил руку к козырьку.

— Что происходит на вашей территории? — рявкнул майор. — Так-то вы несете службу?! Немедленно наведите порядок! В противном случае я… — майор запнулся, покосившись на погоны полицейского, чтобы определить его чин, — доложу об этом старшему вахмистру и потребую наложить на вас дисциплинарное взыскание. Ясно?

Ахим не мог слышать ответа полицейского, но отчетливо видел, как тот покраснел до ушей, круто развернулся, словно по команде «кру-гом», и зашагал к своим. Последовала горячая перепалка с толпой, причем одному из спорщиков пришлось даже заломить руки за спину. Неизвестно, что уж там говорил полицейский, но факт тот, что камни больше не бросали. Вновь подойдя к майору, полицейский вытянулся по стойке «смирно» и отрапортовал:

— Ваш приказ выполнен!

Созерцая эту сцену, Клер буквально помирал со смеху и, превозмогая душивший его хохот, с трудом проговорил:

— Ай да майор, ай да шельмец… Видел бы это старик Райберт!.. То-то бы порадовался на небесах!

— Ты уж прости, Вернер, — сказал Ахим, уже давно перешедший со старшим лейтенантом на «ты», — но кто такой Райберт?

— Был такой, автор дисциплинарного устава восемьсот восемьдесят восьмого года…

Спустя некоторое время обстрел пограничной линии возобновился, правда уже не камнями, а более безопасными предметами — пачками сигарет в яркой упаковке, апельсинами, а один раз кто-то настолько расщедрился, что запустил палкой венгерской салями. Собравшаяся между тем на западноберлинской стороне толпа теле- и фоторепортеров вожделенно ждала, не соблазнится ли кто-нибудь из строительных рабочих, а то и дружинников этими подачками. Наконец один каменщик доставил им такое удовольствие. Он схватил сигареты и колбасу и как бы в знак благодарности помахал ими над головой. Тотчас застрекотали кинокамеры и защелкали фотоаппараты. Но в следующий момент, взяв на мастерок раствора, каменщик замуровал оба подношения в стену. День спустя шпрингеровская «Бильд» написала: события, происходящие в Восточном Берлине, сильно напоминают нацистский концлагерь. Партийные бонзы под дулами автоматов заставляют берлинских рабочих строить стену…