Мир неземной

– Думаю, это все погода. Мне просто грустно. Не всегда, – сказала я секретарше, хотя та едва успела спросить, как меня зовут. Когда она протянула мне лампу, то поинтересовалась, не хочу ли я обратиться к консультанту.

– Первый год обучения может показаться тяжелым, – сказала секретарша. – Вы далеко от дома, учеба интенсивнее, чем в школе. Может быть полезно с кем-нибудь поговорить.

Я прижала лампу к груди и покачала головой. Мне хотелось этих сложностей и трудностей.

Глава 17

Второй год в Гарварде выдался особенно жестоким. Магия моей лампы иссякла, и большую часть зимы я пробиралась на урок по снегу, доходившему до пояса. Я научила маму отвечать на видеозвонки на компьютере и иногда звонила ей, думая пожаловаться на свои несчастья, но потом видела на экране ее раздраженное лицо, слышала ворчание на технологии и отказывалась от намерений, не желая добавлять свое бремя к ее собственному.

Хуже того, я едва не завалила курс интегрированных наук. Я отлично справлялась с домашними заданиями и тестами, но курс подразумевал проектную лабораторию, работу в небольших группах, и каждый день, молча сидя в классе, я наблюдала, как мои баллы за участие резко падают.

«Классу действительно было бы полезно услышать ваши мысли», – иногда писал профессор поверх моих заданий. Позже, в своей комнате в общежитии, я репетировала, что могла бы сказать, вещала отражению свои идеи, но наступал урок, профессор смотрел на меня, и я замолкала. Моя небольшая группа начала меня игнорировать. Иногда, когда класс разделялся для работы над проектами, меня попросту отсекали. Я пробиралась внутрь своего круга или чаще всего ждала, пока кто-нибудь меня заметит.

Так прошла большая часть семестра. Яо, который зарекомендовал себя как лидер нашей группы, командовал всеми вокруг, распределял задания на ночь и отвергал любые идеи, предложенные женщинами. Он был тираном и женоненавистником, но остальные члены группы – Молли, Зак, Энн и Эрнест – казались добродушными и забавными. Мне нравилось находиться рядом с ними, хотя они просто меня терпели.

Зака все считали клоуном. Метр шестьдесят ростом, он был ниже, чем мы с Молли, но благодаря юмору и интеллекту становился душой любой компании. То и дело переводил половину занятия, рассказывая нам истории, словно мы судьи на комедийном реалити-шоу. Нам было трудно понять, когда он говорит искренне, а когда придумал сложную шутку, и поэтому каждый искал в его высказываниях какой-то подвох.

– Я видел парней на квадроцикле, они раздавали оранжевые Библии, – сказал однажды Зак.

– Такие назойливые, – поддакнула Молли. – Практически засунули книжку мне в карман.

Молли была одновременно умной и яркой, но ее часто игнорировали из-за нежного мелодичного голоса. Как можно воспринимать всерьез сказанное им?

– Если они прикоснулись к тебе, можешь обвинить их в сексуальных домогательствах, – предложил Эрнест. – Это будет не первый случай, когда кто-то использует христианство для прикрытия сексуального насилия. В конце концов, мы же в Бостоне.

– Ух, сбавь обороты, чувак, – отмахнулся Яо и повернулся к Заку. – Ты взял Библию?

– Ага, потом залез на колено статуи Джона Гарварда и принялся размахивать ею и кричать: «Бога нет, Бога нет!»

– Откуда ты знаешь, что его нет? – спросила я сквозь их смех.

Все повернулись ко мне. Немая заговорила?

– Ты же не серьезно? – спросила Энн.

Она была самой умной в группе, хотя Яо в жизни бы этого не признал. Энн временами посматривала на меня, надеясь, что за моим молчанием скрывается блестящий ум, но сейчас я определенно подтвердила ее опасения, что на самом деле полная дура.

Мне нравилась Энн, нравилось, как она сидела и слушала возню остальной группы, прежде чем в последнюю секунду выдать правильный ответ и вызвать раздражение Яо. Было неловко разгневать ее, но я ничего не могла с собой поделать.

– Я просто не считаю правильным высмеивать убеждения других людей.

– Прости, но вера в Бога не просто глупость – это опасно! – заявила Энн. – Религией оправдывают что угодно, от войн до запрета ЛГБТ. Не такая уж безобидная штука.

– Не обязательно. Вера может придавать сил, менять человека к лучшему.

– Религия – опиум для народа, – покачала головой Энн, и я метнула в нее убийственный взгляд.

– Наркотики – опиум для народа, – отрезала я, понимая, как выгляжу. Чокнутой дикаркой.

Энн посмотрела на меня как на ящерицу, что принялась сбрасывать кожу прямо у нее на глазах, как будто наконец увидела во мне какую-то искру жизни. И не стала отвечать.