Читаем Мир всем полностью

Где-то к ноябрьским праздникам, к моему огромному облегчению, крысы стали заканчиваться, но нет-нет, на моём коврике появлялся очередной сюрприз. Пару раз у меня мелькала озорная мыслишка подкинуть добычу Пионера под дверь Лили Алексеевой или Олегу Игнатьевичу, но я отметала её как неблагородную. Всё-таки добыча предназначалась мне, а значит, именно я оправдывала доверие кота Пионера. Правда, не знаю чем.

Приоткрыв дверь на щёлку, я обозрела чистый пол и смело пошагала в ванную мыться. В ожидании дани от подданных Пионер валялся на пороге кухни и при моём появлении изогнулся дугой и лениво поцарапал когтями пол. За время пребывания у нас он распушился, заблестел и научился нахально выпрашивать еду у всех без исключения.

Я вспомнила, что сегодня у моих учениц первая контрольная работа по арифметике, и улыбнулась. Наверняка они сейчас волнуются и переживают, не понимая, какое счастье — первая в жизни контрольная. Будут ли они помнить свои перепачканные чернилами пальцы и тихое шуршание счётных палочек посреди напряжённой тишины? Лично я первую контрольную запомнила огромной кляксой на всю страницу, которую я догадалась вытереть школьным фартучком.

Осеннее пальто я себе так и не купила и в школу ходила в армейской шинели со споротыми погонами. Около школы я увидела завхоза Николая Калистратовича и помахала ему рукой.

— Здравствуй, дочка!

Он называл меня только так, и от его бесхитростной ласки теплело на душе. Как славно, когда утро начинается с улыбки, и как важно, чтобы рядом был человек, который может улыбнуться тебе просто потому, что ты есть.

Я вошла в класс, когда по школьным коридорам прокатился весёлый звук колокольчика. Девочки встали и замерли.

— Садитесь. — Я бегло осмотрела класс и придвинула к себе журнал. — Абрамова.

— Я.

— Баранова…

— Здесь.

Моё перо летало по бумаге, проставляя галочки напротив фамилий.

Девочки вставали и садились, словно ветерок пролетал по классу.

— Максимова.

— Я.

Валя выпрямилась, и я в который раз подумала, что вместо угрюмой нервной девочки вижу перед собой нормального ребёнка с огоньком в глазах.

Где-то через неделю после октябрятского поручения Вале взять шефство над профессоршей Елизаветой Владимировной я подозвала её к себе после урока.

— Валя, расскажи, ты заходишь в Елизавете Владимировне?

Валя кивнула, и я заметила, что её косички аккуратно заплетены и перехвачены атласными ленточками.

— Да, захожу. Елизавета Владимировна научила меня играть в Ма Джонг.

— В Ма Джонг?

Я вспомнила карточки с иероглифами в руках Елизаветы Владимировны.

— Это игра такая, очень интересная. На карточках нарисованы всякие картинки — цветочки, веточки или буквы. И надо найти две одинаковые. А ещё Елизавета Владимировна сказала, чтобы я приходила к ней на обед и ужин.

Я поразилась, вспомнив, как профессорша общалась со мной жестами.

— Она что, разговаривает?

Валя посмотрела на меня с недоумением:

— Конечно, разговаривает. Елизавета Владимировна читала мне сказки про Ганса и Гретель, только в книжке буквы нерусские. Елизавета Владимировна обещала меня тоже научить, когда я буду получать по родному слову и чистописанию одни пятёрки. А я Елизавете Владимировне приношу воду и помогаю подметать пол, хотя она меня совсем об этом не просит.

Меня настолько поразили произошедшие перемены, что я смогла только пробормотать:

— Всё хорошо, Валя. Ты настоящий октябрёнок.

Закончив перекличку, я подошла к доске и написала примеры для контрольной. В воцарившейся тишине слышались лишь шорох карандашей по бумаге и старательное сопение. Я посмотрела на устремлённые на меня глаза:

— Начинайте работу, девочки, и помните, что лучше сначала решить на черновике, чем потом зачёркивать неправильный ответ в тетради.

В середине урока дверь тихо скрипнула, и в класс вошёл директор Роман Романович. Жестом он показал ученицам, чтобы те не вставали, и сел за последнюю парту.

Я никогда не имела ничего против открытых уроков, и директор имеет право наблюдать за учебным процессом. Но мне решительно не понравилось, что он ворвался в класс посредине контрольного задания. Наверняка он легко прочитал мои мысли, потому что подошёл после урока и примирительно сказал:

— Антонина Сергеевна, зайдите, пожалуйста, ко мне в кабинет на большой перемене. У меня к вам небольшое поручение.

Хотя инспекторский визит директора не рядовое явление, я успела благополучно забыть о нём, потому что в начале большой перемены девочка Оля порвала нарукавник соседке по парте. Пока я разнимала спорщиц, читала нотации и мирила, прошло минут десять. И тут я вспомнила, что Роман Романович пригласил меня зайти. Кинув строгий взгляд на учениц, я попросила дежурных старшеклассниц не спускать глаз с малышей и обязательно дождаться моего возвращения.

К кабинету директора я подошла запыхавшись и быстрым движением пригладила волосы, которые постоянно выбивались из причёски.

— Роман Романович, простите, что опоздала, дети требовали моего вмешательства.

Он жестом остановил мой поток слов и подошёл поближе. Я бы сказала — так близко, что это оказалась на грани приличия. Я отодвинулась в сторону.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее