Мир всем

— До свидания. Пойду дальше. И всё-таки постарайтесь проследить, чтоб Саша не забывал делать уроки. Мясник уважаемая профессия, но аттестат об окончании средней школы дают по результатам экзаменов, а не по результатам разруба туши.

— Конечно, всенепременно! — заюлила Амосова. Она схватила газету и принялась заворачивать туда оладьи. — Вот, возьмите оладушки, Антонина Сергеевна, не побрезгуйте. Может, когда моему оболтусу пятёрку поставите, будем премного благодарны.

Меня словно хлестнули тряпкой по лицу. Я вспыхнула:

— Спасибо за предложение, но я ставлю оценки за учёбу.

Мне хотелось как можно скорее вырваться на улицу из этой блинно-мясной сытости, и я продолжала вести в мыслях диалог с Амосовой, пока не дошагала до небольшого то ли домика, то ли сарайчика, где жил Серёжа Колокольцев.

* * *

— Манька, Манька, куда побежала босиком?! Поймаю — веником надеру.

— А не поймаешь! Не поймаешь! — рассыпались за шатким заборчиком озорные детские крики.

Заглянув во двор, я увидела, что по снегу носится босая девчушка лет пяти. С красными как яблоки щеками она быстро юркнула в приоткрытую калитку и уткнулась мне в колени. Я подхватила её на руки.

— Ты кто такая?

Подоспевший Серёжа Колокольцев искоса глянул на девчушку, и его лицо приобрело замкнутое выражение:

— Это моя сестрёнка Манька. Никакого нет с ней сладу, — он вздохнул, — придётся пороть.

Судя по всему, наказания Манька не боялась, потому что немедленно скорчила рожицу и показала брату язык.

Я перевела взгляд на Серёжу и с ужасом увидела, что он тоже стоит босиком. Перехватив мой взгляд, он покраснел и повернул к дому, оставляя на снегу вдавленные следы пяток. С Манькой на руках я пошла позади. Коридора в доме-сарайчике не было, и дверь открылась сразу в комнату с круглой печкой- буржуйкой из железной бочки. Щелястый пол прикрывал пёстрый домотканый коврик, истёртый от долгого употребления. Из мебели в комнате стоял стол с двумя лавками и в углу на полу лежал полосатый тюфяк, набитый сеном, почти такой же, на каком спала я.

— Серёжа, почему вы все без обуви?

— А в ботинках Лёнька пошёл гулять, — из-за занавески, перегораживающей комнату, выглянула растрёпанная девочка-подросток лет тринадцати. — Сегодня его очередь ботинки носить.

Я растерялась:

— У вас что, одни ботинки на всех?

— Почему одни? — удивилась девочка. — У нас ещё резиновые сапоги есть, я в них в школу хожу. Только я сапоги никому не даю, а то порвут. — Она закатила глаза к потолку. — Мальчишкам ничего нельзя доверить. — Наклонив голову к плечу, она осмотрела меня с ног до головы: — Вы к маме пришли?

— Я пришла к Серёже, он мой ученик.

— А-а, — понятливо протянула девочка, — моя учительница тоже к нам приходила. Ругала, что я учусь плохо.

— А ты учишься плохо?

Девочка глубоко вздохнула:

— Мне бы семилетку скорее дотянуть да на завод пойти работать. Там и карточки рабочие, и талоны на мануфактуру дают, — она кивнула головой в сторону притихшей Маньки, — да и мальцов поднимать надо. Маме одной с такой оравой не справиться.

Я посмотрела на Серёжу. Насупившись, он стоял около стола и делал вид, что разглядывает керосиновую лампу.

— Серёжа, сколько вас у мамы?

Он ответил, не глядя на меня:

— Теперь четверо. Я, Манька, Лёнька и Люська. А старшего брата и папу на войне убили.

— Понятно. У вас мама на Ижорском заводе работает?

— Нет, — Серёжа помотал головой, — она в стройконторе убирает, а ещё ходит с бригадой дома сносить, которые разрушенные.

— Серёжка за маму полы моет в стройконторе, — встряла старшая сестра, — он у нас кормилец. А я в магазине помогаю карточки наклеивать, мне за это довески дают.

Довески оставались, когда продавец неровно отрезал норму хлеба, и некоторые покупатели говорили:

— Не надо довесок, оставьте себе.

Рабочим полагалось пятьсот грамм хлеба в день. Я как служащая получала четыреста, но если на весах оказывалось, к примеру, на тридцать грамм меньше, то тоже отказывалась от довеска: не станешь же прямо в магазине засовывать его в рот, а пока донесёшь до дома, он раскрошится.

Я перехватила любопытный взгляд маленькой Маньки и улыбнулась:

— А ты почему не в садике?

— Так не берут в сад, — со старушечьим вздохом отозвался Серёжа. — мама ходила просить, но сказали, что в группах и без Маньки полна коробочка.

Я чувствовала стыд за своё бессилие немедленно помочь этой семье. Как же так?

Почему прежняя учительница не видела бедственного положения семьи? Если бы она сейчас оказалась рядом, я обязательно задала бы ей несколько острых вопросов по поводу халатности к должностным обязанностям. Жаль, что я не вникла в ситуацию в первый же рабочий день, но я в срочном порядке придумаю что-нибудь, обязана придумать. Нельзя оставлять Колокольцевых один на один с нищетой, точно так же, как нельзя отдавать Сашу Аносова на откуп родителям-спекулянтам. Я положила руку Серёже на плечо:

— Ты молодец, что так много помогаешь семье. — Он промолчал, но его щёки зарделись от похвалы. — Но уроки всё равно надо делать, и я тебе помогу. Договорились?