Во Франции вначале наших принимали лишь в иностранные легионы. Там они не оставались слишком охотно и стремились как можно скорее попасть в настоящую армию или создать самостоятельную часть. Во Франции наших было, однако, очень мало; их количество сначала просто не принималось в расчет. Лишь позднее во Франции была сформирована особая армия, когда приехали добровольцы из России и Америки. Несмотря на это, Франция раньше всех поняла значение наших легионов и поддерживала их формировку не только у себя, но и в России; французы сами имели значительное количество эльзасских и лотарингских добровольцев, а потому и проявляли больше инициативы.
В России были иные условия. Там наша колония была больше, а потому можно было подумывать о создании особой военной части. Так возникла Дружина, но как часть русской армии; лишь после того, как в нее стали записываться в значительном количестве пленные, возникла мысль о самостоятельной чешской части. Историю нашего русского войска я уже рассказал.
В Италии наших колоний не было; по городам были лишь отдельные лица или группы. Но когда начало увеличиваться количество наших пленных, то и в Италии начали работать над созданием наших военных частей. И здесь был успех, хотя он и пришел позднее, чем в иных местах.
В Англии была незначительная колония в Лондоне, но она начала весьма скоро и плодотворно вести агитацию за поступление в английскую армию. Наш соотечественник Копецкий при помощи Стида добился в начале войны того, что чехи имели право поступать в английскую армию.
В Америке, где было больше всего наших людей, долгое время было невозможно формировать военный отряд, потому что Америка оставалась нейтральной; лишь в 1917 г. она решилась принять участие в войне. Потому некоторые из наших, бывшие в Соединенных Штатах, вначале записывались в канадскую армию, где организовалась чешская рота из привлеченных в Соединенных Штатах Тврзицким и Цисаржем добровольцев; но и там были затруднения, потому что американское правительство требовало от своих граждан точного исполнения нейтралитета. В 1917 г., после объявления войны Америкой, Штефаник, с согласия французского правительства, организовал набор в наши легионы во Францию; я не ожидал многого от этого предприятия, так как несколько тысяч наших молодых людей поступило в американскую армию сейчас же по вступлении Америки в войну весной 1917 г.
Я с самого начала и еще будучи в Праге стремился к созданию нашего войска. Я передал через Англию при помощи Воски в Россию, чтобы там принимали наших пленных и перебежчиков. Наибольшее количество пленных у нас было в России, потому-то мои глаза и обращались прямо туда, а там после многих мытарств мы наконец и создали настоящую армию. Из России мы послали небольшую часть также во Францию.
Возникновением легионов была создана проблема, как привести в порядок отношения чехословацкого войска к армии государства, на территории которого формировались легионы; одновременно с этим возник вопрос об отношении нашего и иностранного войска к нашему Национальному совету как руководящему политическому органу освободительной революции.
Эта проблема была поставлена в России, во Франции, в Италии, а также в Англии и в Америке, потому что с этого момента английские и американские войска могли на фронте во Франции встречаться с нашими частями, что и случалось. Для Америки это было проблемой еще потому, что в нашем войске были также американские граждане и наши люди из Америки вообще. Так вышло вполне естественно, что с зимы 1917 г. всюду в союзнических государствах, даже в Японии и в Китае, чешская военная проблема должна была быть международно разрешена. Лишь в Советской России вопрос стал неопределенным, так как Россия стала нейтральной и еще потому, что вообще все международные договоры с Россией стали неопределенными.
Решение было всюду одинаково: каждое союзническое правительство разрешало на своей территории формировку и набор добровольцев среди пленных и непленных; одновременно союзническое правительство признавало Национальный совет политическим органом нашего движения, а потому в военном отношении верховным командованием войска. Или, выражаясь иначе, – наше войско было хотя и частью союзнической армии, однако оно было и войском автономным, подчиненным Национальному совету. Я был главным начальником, даже диктатором армии, как меня провозгласили солдаты в России, но, конечно, ни в коем случае не главнокомандующим; мое положение было соответствующим отношению суверена к армии, находящейся под руководством своих вождей и учреждений. Этими военными вождями в данном случае были французские, итальянские и русские генералы.