Значение целой чешской армии во Франции ясно: должен признать, что Франция с самого начала поняла политическое значение дела и поддерживала наше народное движение всеми средствами. Министр Бриан был первым государственным деятелем, который обещал публично поддержку Французской республики нашему народу. Ему же удалось прибавить в ответе Вильсона ясное требование, чтобы чехословаки были освобождены (чехословаки являются самым западным славянским барьером против Германии и Австрии).
При современном положении 100 000 и даже 50 000 обученных солдат имеют большое значение.
14. Мой ответ на часто повторяемый вопрос, может ли в России сформироваться армия: через 6 или 9 месяцев может быть сформирован, скажем, миллион солдат.
Красная армия не имеет никакого значения, и большевики уже обратились к офицерам (бывшей царской армии), чтобы они вступили в их армию как инструкторы (для армии нужны железные дороги).
Делаю примечание: в сегодняшнем «Advertiser» (11 апреля) имеется следующее сообщение: добровольцы сдают оружие. Чехословацкий корпус, идущий во Францию, остановлен Троцким. Москва 5 апреля. – Как следствие соглашения между Троцким и французским послом, армия чехословацких добровольцев, идущих во Францию, передала свое оружие советским учреждениям. – Офицеры были распущены, за исключением генерала Дитерикса, сопровождающего корпус во Францию.
Сообщение весьма благоприятное: армия, идущая во Францию, не должна иметь оружия, потому что будет наново вооружена во Франции; офицеры, о которых идет речь, русские, вступившие в нашу армию.
Эти взгляды я высказал (устно) также и французскому послу Реньо.
В английском посольстве я узнал, что делается в Европе.
Я пошел также к японскому министру иностранных дел. Японцам, понятно, в то время мы были мало известны. Я подал секратерю тогдашнего временного министерства Шидехари меморандум (писанный по-русски) и просил главным образом английского, а также и американского послов, чтобы они замолвили о нас слово перед японским правительством. Нам нужна была помощь японцев для отъезда наших частей из Владивостока, быть может, через Японию. Кроме того, Япония нам была нужна для обеспечения нас одеждой и обувью и всем тем, чего мы не могли получить в России и в Сибири. Со всеми я также говорил о том, как достать пароходы.
Так же, как и всюду, я завязал и в Японии сношения с журналистами. Несколько дней у меня были затруднения с токийской полицией; их смущал мой английский паспорт; газеты писали обо мне под моей настоящей фамилией, а паспорт был на иное имя. Я не удивлялся, что полиция в Токио лишь через несколько дней устранила это неустранимое недоразумение; в Лондоне со мной случилось то же самое. Там у меня, правда, был паспорт на мое имя, но сербский, и полиция тоже не могла додуматься, насколько и как это соответствует действительности. Я уже читал лекции в Лондонском университете, премьер-министр Асквит уже ввел меня при помощи своего представителя, но полиция моего округа была еще несколько дней в сомнении. Святой Бюрократиус везде одинаков – впрочем, в порядке вещей, когда чиновники исполняют свои обязанности.
В Японии я прочел известную речь Чернина от 2 апреля. Меня не удивило личное нападение Чернина; важным было то, что французский министр Пэнлеве, а потом главным образом Клемансо, в ответ на австрийскую ложь о мирных предложениях Австрии, подали свое решительное заявление и что письмо принца Сикста Бурбонского от 31 марта 1917 г. было опубликовано. Австрия лгала, сам император держался скверно и трусливо, и все дело кончилось отставкой Чернина 15 апреля. Для нас, как буду еще говорить, этот эпизод имел важное значение благодаря тому, что союзникам таким очевидным способом была доказана фальшь и ненадежность Австрии.
В Токио я также получил кое-какие сведения о съезде в Риме угнетенных народов Австро-Венгрии (8 апреля); но об этом, как и о важном соглашении на Корфу (20 июля 1917 г.), буду говорить подробнее в общем рассуждении об отношениях к югославянам.
Двухнедельное пребывание в Японии особенно не обогатило моих познаний о Японии. Все мое внимание обращено было к судьбе легионов, к войне и ожидаемому миру. Я посещал в Токио храмы различных вероисповеданий, осмотрел много из того, что было доступно, однако я не могу сказать, что я Японию изучал. Меня интересовало экономическое положение Японии и о нем я осведомлялся; я хотел знать, как война отражается на энергичной Японии. Тот факт, что Англии, а в известной мере и Франции война препятствовала в обычном вывозе товаров на Дальний Восток, дал Японии естественную возможность расширить свою торговлю в Азии и даже, например, до Египта. Я с интересом рассматривал книжные и художественные магазины. Мне удалось купить несколько хороших японских гравюр на дереве и несколько европейских книг. Влияние немецкой литературы, особенно медицинской, было сразу заметно в магазинах; я нашел книжника-антиквара, который торговал исключительно немецкими книгами.