И еще с одной стороны вела Австрия переговоры с Антантой. В сентябре и декабре (1917) вел переговоры о мире с генералом Смутсом бывший посол в Лондоне граф Менсдорф. Сетон-Ватсон полагает, что предложения Менсдорфа были сообщены союзническим правительствам и что заявление Ллойд Джорджа, цитированное Вильсоном в январе 1918 г., было сделано под их влиянием. Ллойд Джордж – по некоторым сведениям – еще в январе 1918 г. посылал генерала Смутса к графу Менсдорфу.
О переговорах Сикста, как я уже говорил, я узнал в Лондоне перед своим отъездом в Россию; в Берлине об этом вопросе много говорили, и оттуда дошли частичные сведения в Лондон. Я не мог узнать в точности содержание, но мне этого и не требовалось: мне было достаточно, что Австрия уже завязала прямые сношения с союзниками. Я догадывался, чего Вена хотела и что предполагала. Подробности я узнал позднее.
На австрийские мирные выступления я смотрю так: союзники с самого начала войны подумывали о том, что Австрию можно оторвать от Германии; они бы заключили с Австрией мир, с Германией же воевали бы далее и вполне ее победили бы. Это я заключил еще зимой 1914 г. из упомянутых лондонских сообщений; официальный взгляд на Австрию всюду мне это подтверждал. В этом смысле работала австрийская пропаганда: Австрия идет с Германией по принуждению, она, собственно, настроена против Германии. Сам Карл так дословно говорил. После смерти Франца Иосифа положение Карла во Франции и в Англии было тем сильнее, что он не был ответствен за войну; он постоянно высказывал свое желание мира и этим приобретал симпатии у союзников.
План отделить Австро-Венгрию от Германии поддерживался успехами немцев, поражением России, а позднее русской революцией. В 1916 г. мы скоро начали замечать, что наш друг и сотрудник Сватковский начал не в шутку мириться с Австрией; под влиянием режима Штюрмера он начал положительно защищать соглашение с Австрией а если будет нужно, то и с Германией. Сватковскому симпатизировали некоторые влиятельные французские журналисты, которые до того были с нами и против Австрии; поэтому я мог догадаться, что и правительственные круги благоволят к этим взглядам, а потому я непрерывно следил за вопросом.
Что особенно во Франции с самого начала войны была распространена мысль отделить Австро-Венгрию от Германии, видно из того, что посол Палеолог предложил еще 1 января 1915 г. подробнейший о том план Сазонову. Я сообщал об этом в связи с иными вопросами; честно присовокупляю, что Палеолог объявил план за свой личный, а не официальный, и потому я его привожу лишь как симптом. Во Франции рядом со старой симпатией к Австрии, особенно же к Вене скоро приобрела большое влияние военная точка зрения: ослабить в военном отношении, а потом и победить Германию при помощи сепаратного мира с Австрией. Тут решало в общем неблагоприятное положение на фронте. Этим можно объяснить, что министр Бриан, который за год до того (в феврале 1916 г.) принял нашу программу, возглавлявшуюся требованием уничтожения Австро-Венгрии, годом позднее шел на предложения Сикста, которые были направлены как раз к тому, чтобы изолировать и уничтожить Германию. А рядом с Брианом соглашались с Сикстом (что значит и с Карлом) Мартен, заведующий протоколом (главный церемониймейстер), Фрейсинэ, Жюль Камбон, Поль Камбон и др., – то есть целый ряд влиятельных и решающих личностей. Это мое изложение предмета, мне кажется, подтверждается точкой зрения французского Генерального штаба и генерала Фота; после неуспеха Нивеля Генеральный штаб начал заниматься еще важнее этим планом.
Что касается Клемансо, то я недостаточно осведомлен об эволюции его взглядов. Когда я впервые вошел в сношения с официальным Парижем, то слышал, что Клемансо к нам не благоволит. Еще в Америке мне сообщили, что весной 1918 г. он хотел вести переговоры с Австрией и что начал завязывать сношения, кажется, при помощи знакомого журналиста (не этим ли злоупотребил Чернин?), но что неловкость Вены его оттолкнула. Во всяком случае, именно Клемансо нам очень помог.
Наши часто останавливались над этими симпатиями к Австрии; а не были ли, в сущности, французы и все другие в этой своей политике поддерживаемы и удерживаемы – как раз нами? Кто у нас, начиная, собственно, с основного взгляда Палацкого, не проповедывал австрофильство и мысли, что Австрия – спасение от Германии? А что можно было прочесть во время войны об официальной Праге до 1917 г.? Французы должны были переориентироваться так же, как и мы, и многие из них сделали это весьма основательно. Например, Шерадам, с которым я был в сношениях, перед войной он писал, также высказываясь за сохранение Австрии, но во время войны убедился, что Австрия уже не может сопротивляться Германии.