Однако — как ни странно — некоторые реалии вымышленного Старгорода указывают именно на Одессу. К примеру, одна из старгородских трамвайных линий, что строит инженер Треухов, называется «привозной», т. е. речь идет о маршруте, конечным пунктом которого будет Привоз — так официально назвали городской рынок в Одессе, а воробьяниновская карета с Еленой Боур, женой окружного прокурора, едет по Большой Пушкинской улице. Конечно, все это можно счесть случайными совпадениями, ведь улицы с подобным названием — Большая ли, Малая ли, просто ли Пушкинская — были не только в родном городе соавторов, да и базары именовали «привозами» не в одной лишь Одессе. Топоним «Гусище» (окраина Старгорода, где живет архивариус Коробейников) в Одессе не встречается, но саму окраину, населенную «преимущественно железнодорожниками» и расположенную под железнодорожной насыпью, можно убедительно отождествить со Слободкой — действительной одесской окраиной. Это с одной стороны. А с другой стороны, юрист В.А. Боур в Одессе жил. Хоть и не окружной прокурор, а мировой судья, но все-таки… А уж в «профессоре Файнштейне», на чьих курсах безуспешно лечился от заикания старгородский фельетонист Принц Датский, трудно увидеть кого-либо иного, кроме С.Д. Файнштейна, психиатра и педагога, одесскую знаменитость рубежа XIX–XX веков. И строки «ликующего стишка», опубликованного старгородскими «Ведомостями градоначальства» к 300-летию династии Романовых, почти дословно соответствуют строфе стихотворения в листовке с портретом императора, напечатанной Одесской городской управой «В память Высочайших Его Императорского Величества Государя Императора проездов через Одессу». Примечательно также, что у Ильфа и Петрова автор верноподданнического опуса — «местный цензор Плаксин», а это опять же одесская знаменитость: поэт и драматург С.И. Плаксин, чиновник канцелярии градоначальства, который еще в 1880-х годах заслужил репутацию весьма строгого цензора[229]
. «Новое здание биржи, сооруженное усердием старгородских купцов в ассиро-вавилонском стиле», — безусловно одесская Новая купеческая биржа, построенная в 1899 году на средства, собранные при помощи облигационного займа, по проекту, в основу которого был положен венецианский Палаццо Дукале. Джутовая фабрика существовала в Одессе с 1887 года: джут — это растение, из которого изготовляют джутовое волокно; специальным способом обработанное, оно обладает влагоотталкивающими свойствами, и тара из него хорошо сохраняет груз (сахар и другие гигроскопичные продукты растительного происхождения). «Железнодорожные мастерские» — источник революционного беспокойства в дореволюционном Старгороде — могут располагаться в любом российском городе с железной дорогой, однако в фельетоне И.А. Ильфа «Страна, в которой не было революции» (1923) одесские обыватели трепещут перед «гремящими, звенящими и стонущими железнодорожными мастерскими»[230].О родном городе авторов романа вновь напоминает описанная в главе «Слесарь, попугай и гадалка» вывеска на одном из старгородских домов: «Одесская бубличная артель “Московские баранки”». И неважно, что в 1920-е годы парадоксы подобного рода стали довольно заурядным явлением, поскольку на вывесках указывались место официальной регистрации фирмы и ее название, иногда совпадавшее — полностью или частично — с наименованием основной продукции, как это было с вполне реальной «Саратовской артелью “Одесская халва”». Главное, что для земляков Ильфа и Петрова описание вывески «бубличной артели», регистрировавшейся в Одессе, дабы выпекать баранки по московскому образцу, было прозрачным намеком на работавшую тогда в Одессе «Московскую вегетарианскую столовую», где подавались «московские горячие блины».
Шизофренический эффект производит то обстоятельство, что в романе фигурирует как Старгород-Одесса, так и собственно Одесса. Как уже говорилось, в «Двенадцати стульях» мотив Одессы связан с великим комбинатором как типом, да и, кроме того, Остап постоянно демонстрирует «одесскую» компетентность. То шутит в главе «Следы “Титаника”», что «всю контрабанду делают в Одессе, на Малой Арнаутской улице» (шутка, характерная для одесситов: на Малой Арнаутской было множество мастерских, где кустарным образом изготовлялась мнимоконтрабандная парфюмерия); то, рассказывая ипподромный анекдот предреволюционных лет, называет С.И. Уточкина (1876–1915): одесская легенда, один из первых русских авиаторов, первоначально получивший известность как велогонщик (кстати, понятно, почему в романе Уточкин хорошо разбирается в бегах — в начале века велогонки часто проводились на ипподромах, там же гонщики тренировались, почему и были беговыми завсегдатаями). Таким образом, Воробьянинов родом из Старгорода-Одессы, а Бендер, очевидно, из собственно Одессы, тем не менее они — не земляки. Впрочем — по законам романа — ведь и Красные ворота могут сноситься одновременно в Москве и «уездном городе М».