Миры и столкновенья Осипа Мандельштама

Мерзлый нарыв мостовых расковырян.Двор, ты заметил? Вчера он набряк,Вскрылся сегодня… (

I, 61)

Рифма – не только эхо и отражение, но и риф, заслон, барьер, который необходимо преодолеть. Неспроста большинство анаграмм и метатез слова “барьер” во “Дворе” попадают именно в позицию рифмы. Лирический простор открывается преодолевшим этот барьер:

Что ни утро, в плененьи барьера,Непогод обезбрежив брезент,Чердаки и кресты монгольфьераВырываются в брезжущий тент.

‹…›

Окрыленно вспылишь ты один.“Лирический простор”

(I, 442)

Ну что ж, барьер взят или, как говаривал Вл.Соловьев: “Ну, как-никак, а рифму я нашел”.

О ЯЗЫКЕ ГЛУХОНЕМЫХ, ПОЧТОВЫХ ГОЛУБЯХ И АРКЕ ГЛАВНОГО ШТАБА

Auch der vaterl? ndische Staub, dermanchmal den Wagen umwirbelt, vondem ich so lange nichts erfahren habe,wird begr??t.

I.W.Goethe. “Itali?nische Reise”*

* Будь благословенна и отеческая пыль,порою окутывающая клубами карету,которой я так долго не ведал.

И.В.Гете. “Итальянское путешествие”

Ходит немец шарманщик с шубертовскимлееркастеном – такой неудачник, такойшаромыжник…

Осип Мандельштам. “Четвертая проза”

После долгого исчезновения нищий Абрам,уходивший куда-то, с утра, наконец, заходилпод окнами хат; он распевал псалмы глухимбасом, посохом отбивая дробь: сухо беззвучныемолньи блистали с оловянного его голубка…

Андрей Белый. “Серебряный голубь”

Общеизвестно, что Хлебников ввел для себя категорический запрет, прозвучавший клятвой в его рождественской сказке “Снежимочка”: “Клянемся не употреблять иностранных слов!”. И все же в конце жизни, составляя перечень “языков”, им использовавшихся (таких, например, как “заумный язык”, “звукопись”, “словотворчество”, “перевертни” и т.д.), пунктом шестым он пометил “иностранные слова”, а пунктом двадцатым – “тайные”. Закончив классическую гимназию, Хлебников учился в Казанском и Петербургском университетах и значит худо-бедно (при фантастической памяти!) владел древнегреческим, латынью, французским и немецким.

В 1912 году Хлебников уговорил М.Матюшина напечатать несколько стихотворений тринадцатилетней девочки, “малороссиянки Милицы”, и – по его же признанию – ему очень нравилось, что юная протеже пылко восклицала в стихах:

Французский не будуУчить никогда.В немецкую книгуНе буду смотреть .

Мы возьмем лишь один пример из богатого арсенала хлебниковских загадок, строящийся на “тайном” скрещении русского и ненавистного ему и всегда отвергаемого немецкого языка. Тем более что сам поэт указывает на единую, общую жизнь этой межъязыковой тайны:

Здесь немец говорит “Гейне”,Здесь русский говорит “Хайне”,И вечер бродит ворожейноПо общей жизни тайне .

То есть звучание двух языков – русского и немецкого – едино по своей сути, принадлежит общей тайне и судьбе. Только истинный гений может носить имя Гейне. Так имя великого немецкого поэта звучало не только для Хлебникова. Другой случай совместного ворожения:

Из всей небесной готовальниТы взял восстания мятеж,И он падет на наковальнюПод молот божеский чертеж!

( I, 192)

Чертеж Творца, рождаясь, восстает из небесной готовальни, и эта божественная готовальня от нем. Gott – “бог”, “божество”. Эта готовальня сочувственно отзовется в мандельштамовском образе “чертежника пустыни” – Божественного Геометра. И еще в одном из хлебниковских черновиков:

Передо мной в котле варился вар,В котле для жаренья быка.

‹…›

Божественный поварГотовился из меня сотворить битки.

( II, 262-263)

Богоборческого переваривания уроков первотворения мятежный поэт достигает, используя ту же готовальню, разбивает предначертанное Творцом и пытается создать свои пророческие письмена, пишет свою Единую Книгу.

Для понимания поэтической кухни Хлебникова обратимся к началу одного из стихотворений 1919 года: