Мистерии Митры

Напротив, город Рим, более чем любая другая провинция, плодовито снабжает нас всякого рода находками. Действительно, нигде в другом месте в подобной степени не могли совместиться все благоприятные для успеха Митры условия: в Риме стоял значительный гарнизон, состоявший из солдат, собранных со всех краев империи, и ветераны, по получении почетной отставки, в значительной массе поселялись именно тут. Здесь же проживала богатая аристократия, и в их дворцах, также, как и во дворцах императора, имелись тысячи рабов.[118] Этот город являлся средоточием центральной администрации, и те же самые рабы заполняли их учреждения. Наконец, все те, кого нищета или страсть к приключениям толкала пуститься на поиски счастья, стекались в этот «вселенский постоялый двор»[119] и вводили здесь свои обычаи и свои культы. Вдобавок, присутствие в Риме мелких князьков из Азии, которые, в качестве заложников или беженцев, жили здесь вместе со своими семьями и со своей свитой[120], могло послужить поддержкой пропаганде маздеизма.

Как и для большинства чужеземных богов, первые храмы Митре строились за пределами померия[121]. Многие из памятников митраизма найдены вне этого пространства, в частности, недалеко от Преторианского Лагеря; но еще до 181 г. н. э. этот культ перешагнул священную черту и утвердился в самом сердце города. К сожалению, невозможно шаг за шагом проследить путь его продвижения по огромной столице. Датированные документы, происхождение которых несомненно, встречаются слишком редко, чтобы можно было восстановить локальную историю развития персидской религии в столице. Мы в состоянии лишь в общем констатировать, что она достигла здесь высокой степени процветания и пышности. О ее популярности тут свидетельствуют не менее сотни надписей, более семидесяти пяти фрагментов скульптурных изображений и целый ряд храмов и мелких святилищ, располагавшихся во всех кварталах города и в пригороде. Наиболее знаменитым из таких святилищ может по праву считаться грот, еще в эпоху Возрождения существовавший в одной из пещер Капитолия, из которого был извлечен большой боргезский барельеф, в настоящее время хранящийся в Лувре. (Рис. 9)[122] Он восходит, по-видимому, к концу II в.

(Рис. 9. Большой боргезский барельеф (Музей Лувра). Таврохтонный Митра с факелоносцами. Вверху Солнце и Луна на своих колесницах).

В эту эпоху Митра вышел, наконец, из той полутени, в которой пребывал до сих пор, и сделался одним из божеств-фаворитов аристократии и двора. Мы видели, что он прибыл сюда с Востока в качестве презренного бога азиатов, приезжавших или, чаще, привозимых в Европу. Несомненно, что первые симпатии к себе он завоевал среди низших классов общества, — и это весьма существенный факт: митраизм долгое время оставался религией обездоленных. Наиболее древние из надписей красноречиво свидетельствуют об этом, поскольку все они, без исключения, обязаны своим появлением рабам или бывшим рабам, солдатам или бывшим солдатам.[123] Но нам известно, какой высоты положения могли добиваться при Империи вольноотпущенники, а сыновья ветеранов или центурионов зачастую становились зажиточными горожанами. Таким образом, благодаря естественной эволюции религия, перенесенная на латинскую почву, должна была богатеть и набирать силу и вскоре могла причислить к своим сторонникам в Риме влиятельных чиновников в муниципиях, высочайших особ и декурионов. В правление Антонинов литераторы и философы начинают проявлять интерес к догматам и обрядам этого своеобразного культа. Лукиан остроумно пародирует его богослужебную практику[124], и Цельс около 177 г. в своем «Истинном слове» противопоставляет их учение учению христиан[125], в то время как христианские апологеты сражаются с этим ставшим опасным врагом[126]. Примерно в ту же эпоху некий Паллас посвятил ему специальный труд, а позднее Евбулий, современник Порфирия, опубликовал в нескольких томах «Исследования по митраизму» (?)[127]. Если бы эти труды не были безвозвратно утеряны, мы без сомнения нашли бы в них немало историй о войсках, от солдата до высокопоставленных легионеров перешедших в веру исконных врагов империи, и о крупных вельможах, обращенных в эту религию домашней прислугой. В памятниках, рядом с именами свободных людей, часто упоминаются имена рабов, и именно они иногда обладают самой высокой степенью среди посвященных[128]. В этих сообществах, во всяком случае, по видимости, последние часто становились первыми, а первые — последними.

Из всего, что мы в подробностях рассмотрели, следует один главный вывод. Вывод о том, что распространение персидских мистерий должно было происходить с чрезвычайной быстротой. Они, практически, одновременно появляются в самых отдаленных друг от друга местах: в Риме, в Карнунте на Дунае, в Декуматских полях. Мы бы сказали — это похоже на внезапно вспыхнувший пороховой след. Реформированный маздеизм совершенно очевидно обладал в глазах общества II в. могучей притягательной силой, и мы сегодня лишь отчасти способны вскрыть причины такого его воздействия.