Эта секта повсюду сумела ловко приспособиться к той среде, в которой была вынуждена существовать. В придунайской низменности она оказала на местный культ такое влияние, которое может свидетельствовать только о длительном контакте между адептами этих культов[4]. В прирейнских областях кельтские божества почитались в священных подземельях наравне с митраистскими, во всяком случае, бок о бок с ними[5]. Персидский бог выказал свое гостеприимство всем чужакам, среди которых он обосновался, и его храмы сделались местом встречи божеств всего языческого пантеона. Соответственно, в зависимости от страны своего распространения, маздеистская теология оказалась расцвечена всевозможными оттенками, чьи переходы лишь смутно различимы для нашего глаза, однако эти догматические нюансы касались исключительно вспомогательных, внешних различий в деталях, относящихся к внешнему образу религии, никак не угрожая ее фундаментальной целостности. Совершенно не заметно, чтобы эти отклонения гибкого учения могли вызвать в нем появление ересей. Делавшиеся им уступки были чисто формальными. В действительности, митраизм, пришедший на Запад в полном расцвете сил, вскоре был настигнут упадком, в результате чего он смог воспринять лишь те элементы, которые он заимствовал из окружающей жизни. Единственным влиянием, глубоко изменившим его характер, было то, что он испытал во времена своей молодости в среде азиатских народов.
Тесные связи, соединившие Митру с некоторыми богами этой страны, были вызваны не только естественным родством, сплачивавшим всех этих пришельцев с Востока в противовес греко-римскому язычеству. Древняя религиозная вражда египтян и персов проявлялась даже в императорском Риме, и иранских поклонников мистерий, по-видимому, долгое время разделяло с почитателями Изиды глухое соперничество, если даже не открытое противостояние [6], до тех самых пор, пока возобладавший повсеместно синкретизм не признал имена Митры и Сераписа двумя синонимичными наименованиями Солнца, единого господина мира. Без всякого труда, напротив, они были соотнесены с сирийскими культами, вместе с ними перекочевавшими из Азии в Европу. Их учение, насквозь пропитанное халдейскими теориями, должно было представлять большое сходство с верованиями семитских религий. Юпитер Долихен, уже почитаемый одновременно с Митрой на своей родине в Коммагене, и всегда остававшийся, как и тот, преимущественно армейским божеством, обнаруживает свое присутствие рядом с последним во всех странах Запада. В Карнунте в Паннонии и в Штокштадте в Германии святилища Митры и Юпитера Долихена даже прилегают одно к другому или расположены в близком соседстве[7]. Ваал, господин небес, был с легкостью отождествлен с Оромаздом, ставшим Юпитером — Небом (Ураном), а Митра без особого труда смог слиться с солярным божеством сирийцев[8]. Даже обряды обеих богослужебных систем, по-видимому, не были лишены ряда общих черт[9].
Так же, как в Коммагене, маздеизм и во Фригии искал почву для сближения с местной религией этой области. Союз Митры с Анахитой рассматривался в качестве эквивалентной связи, существовавшей между великими местными божествами Аттисом и Кибелой[10], и эти священные пары остались в таком же согласии и в Италии [11]. Самое древнее из известных святилищ Митры в Остии прилегало к святилищу Великой Матери; также в Заальбурге оба храма отстояли друг от друга всего на несколько шагов[12], и мы имеем все основания полагать, что тесный союз между культами иранского бога и фригийской богини оставался неизменным на всем пространстве империи. Несмотря на глубокое различие в их характере, их сближение было вызвано политическими мотивами. Придя в согласие с жрецами Великой Матери, адепты Митры получили поддержку сильной, официально признанной организации духовенства и отчасти заручились тем покровительством, которое оказывало ей государство. Помимо того, поскольку в тайных церемониях персидского богослужения могли принимать участие только мужчины, другие мистерии, к которым допускались и женщины, должны были в каком-то смысле дополнять первые и тем самым поддерживать их. Так Великая Мать пошла по стопам Анахиты; в общине ее почитателей имелись свои «Матери», как «Отцы» — в общине Митры, и посвященные называли друг дружку «сестрами», подобно тому, как верные ее сотоварищи именовали друг друга «братьями» [13].