Мю Цефея. Игры и Имена

— Никакой, — вздохнул Герман. — Я пытаюсь объяснить, но вы не хотите понять. Судьба Евы — слиться с рекой. И она сольется. Пока мы здесь, Ева уже плывет на ту сторону реки, чтобы узнать настоящее, рыбье имя. И она назовет рыбьему царю свое со-бытийное имя, и он получит над нею власть. Его голос будет сильнее вашего, и Ева вас никогда не услышит, и никогда не вернется. Но она будет пребывать в мире и гармонии, там, где ее место.

— Вы меня специально сюда завлекли? Кто вы? Вы ведь не человек? Да что же я тут сижу!

И не дожидаясь ответа, с полукриком-полурычанием, Есения побежала к реке.

Бежала, и на нее обрушивались обрывки снов, от которых она всегда отмахивалась. Все, что она знала, но притворялась, что не знает. Точно бурная река прорвала плотину и теперь обрушилась на ложную крепость, которую Есения возвела вокруг себя, и река снесет крепость, смоет всю неправду, оставив Есению одну, без защиты, на затопленной равнине.

Ева не спала, хотя и обещала сестре. Река звала. Лежа в постели, девочка думала: разве плохо быть рыбой? Можно будет путешествовать по рекам, увидеть совсем другой мир, разговаривать с рыбами и с водомерками, можно будет много чего. Почему сестра не хочет? Что ее пугает? Ева пыталась вспомнить, как плавала в реке, но не могла. Знала, что это было, но ничего не помнила. Разве честно отбирать у человека половину его естества?

Река звала. Ева ворочалась с боку на бок. Хотелось войти в реку, узнать рыбье имя и обрести целостность. Стать собой. Помнить все, не забывать. Помнить, как лунный сок растекается по черной воде, как из лопающихся пузырьков рождаются водомерки, как их бег рождает музыку, похожую на тихий плач гитары. Впустить в себя мир и слиться с ним.

— Но я обещала сестре, что никуда не пойду.

Ева перевернулась на бок и уставилась в стену. Разве сестра права? Неужели она не понимает, что Еве так было бы лучше?

— И почему всегда Есения все решает? — Девочка отбросила одеяло и встала.

Босыми ногами прошлепала по глинистому берегу. Вода — холодная и колючая. Длинные мечеобразные травы клонились к скользкой земле. Рогоз тянулся к луне, и та белыми кольцами расходилась по лилово-черной воде. Редкие пузырьки лопались мелкими брызгами.

Ева зашла в воду по грудь. Мягкий роголистник коснулся ее ног. Зашевелилось смутное воспоминание. О чем? Когда? Кажется, Ева когда-то лежала в воде на ложе из роголистника, как уставшая рыба, и вода наполняла ее истощенное тело.

Ева поплыла. На середине реки, среди пузырьков, она замерла. Сестра говорила, что пузырьки бывают оттого, что на дне реки разлагается органика. Но Ева думала: это речные существа дышат. Она легла на спину. Пусть река сама отнесет ее, куда захочет.

«Я хочу знать свое рыбье имя».

Луна понимающе кивнула, звезды забегали по небесному озеру, как маленькие серебристые рыбки. Они собирали пузырьки света и отправляли их к Еве, чтобы осветить путь.

По водной глади заскользила стайка водомерок, они подхватили Еву и понесли на ту сторону реки, туда, куда не дозволено заплыть человеку, но куда попасть могут только хтоны.

Илистое дно светилось мириадами речных огоньков. Ева опустилась на мягкое дно, и икринки света прилипли к ее русалочьим волосам. Как же, наверное, хорошо зарыться в ил! Роща длинногривых водорослей размеренно покачивалась туда-сюда.

Вдруг илистое дно вздыбилось, и из мутного осадка поднялся огромный сом. Ева не знала, каких размеров обычно бывают сомы, но если бы знала, то поняла, что явившийся ей сом раза в два больше самого гигантского сома, известного людям.

Рыбий царь.

У себя в голове Ева услышала его голос:

«Ты пришла узнать свою суть?»

«Да».

«Ты была обещана мне».

«Обещана? Кем?»

«Обещана законом природы. Ты — часть мира, но часть отколовшаяся. И для гармонии ты должна вернуться домой. Я — рыбий царь. Я не принадлежу ни миру живых, ни миру мертвых, ни людям, ни рыбам, я вне всего этого. Ты будешь такой же, как я. Ни рыба, ни человек. Но нечто большое. Дух реки. Скажи свое со-бытийное имя, и я скажу твое рыбье имя».

«Хорошо. Мое со-бытийное имя означает „та, которая заменит сестру“».

И Ева произнесла имя: то, которое нельзя произносить, то, которое ни разу и нигде не звучало, то, которое звучит на древнем языке, ныне преданном забвению. Нет, это имя уже звучало однажды, когда Аграфена Борисовна прошептала его на ухо младенцу. Никто не слышал. Кроме младенца. Всю жизнь оно вертелось у Евы в голове, тайное, запретное, жгучее, зудящее. Теперь оно нашло выход.

«Я даю тебе рыбье имя. Теперь ты станешь частью реки, а река станет частью тебя».

И сом назвал имя. Непроизносимое, невыразимое. На рыбьем языке, понятном лишь рыбам.

Услышав имя, Ева познала реку и поняла, что река — ее суть. Река всегда звала ее. Всегда терпеливо ждала.

Ева стала рекой.