Мю Цефея. Игры и Имена

Вернувшись домой, Есения не нашла сестру. Она кружила вдоль берега и звала Еву. Кричала так истошно и громко, как только могла, пока не охрипла и не зашлась болезненным кашлем. И совсем тихо шептала настоящее имя Евы — она узнала его случайно, может, оно ей приснилось, потому что Есения так сильно любила сестру и так сильно не хотела ее потерять.

Ева не откликалась.

В изнеможении Есения села на берегу.

Она никогда не переворачивалась. Перевертыш — какое странное, несуразное слово. Не оборотень. А тот, кто переворачивается. Что это вообще значит? Герман нес какую-то чушь про двуликость, и что это не является неправильным. Герман. Отец Евы! Есения сжала кулаки. Найти бы его и разбить поганую морду! Он ведь знал, что река заберет Еву! Он помогал реке!

«Но Еву еще можно вернуть. Можно договориться. Взять судьбу обратно».

Есения ступила в воду. Холод щипался. Вода вязко сопротивлялась, будто хотела вытолкать чужачку обратно. С трудом зашла по пояс, по грудь, по шею, наконец, исчезла под водой. Открыла глаза. Воду пронизывал свет, но не лунный, а из неизвестного источника. Вода не была кошмарным водоворотом, как во снах, которые в детстве преследовали Есению.

Вода сияла размытой акварельной красотой.

«Как много света!»

Есения шла через свет. Она не знала, куда идти точно и как попасть на ту сторону реки. Если бы она приняла судьбу, целостность — но не ради Евы, а ради самой себя, — то видела бы путь. Но, будто пронизанная лучами света, Есения блуждала во тьме.

Постепенно вода становилась еще плотнее и вязче, как застывший кисель, свет слабел, точно у художника закончились искрящиеся краски. Идти становилось труднее. Поняв, что заблудилась, Есения вынырнула.

На воде насмешливо лопались пузырьки. Брызги тухлой воды, как нарочно, метили в лицо.

Есения тяжело дышала. Сделала несколько гребков в одну сторону, затем в другую и назад. Ничего. Только темные воды реки с кляксами лунного света. Берега — далеко, где-то во мраке, если вообще были. Если. Если уже не вернуться? Если — все, конец, пустота?

— Эй! Меня кто-нибудь слышит! — крикнула Есения. Но даже эхо не ответило. Река текла беззвучно. Есения слышала только сбившееся дыхание. Что потом? Когда покинут силы? Илистое дно, похожее на сфагновое болото? — Эй! Мне нужен рыбий царь!

Вдруг Есения увидела водомерку, та стремительно удалялась прочь. Что есть сил Есения поплыла за ней, но упустила из виду, как только туча заслонила луну и свет исчез. Пузырьки перестали лопаться. Тишина. Только прерывистое затухающее дыхание.

Есения глубоко вдохнула и перевернулась рыбой. Проглянувшая через дымовую завесу луна успела отразиться от чешуи прежде, чем Есения погрузилась в воду.

У самого дна ждал большой черный сом. Он чуть шевелил седыми усами. Конечно, он почувствовал, что Есения плывет к нему, но и виду не подал. Ждал.

Есения опустилась в ил перед ним. Сом молчал. Рядом с ним Есения ощущала себя маленькой зеленой пластинкой ряски, которая оторвалась от племени и теперь одиноко скитается по миру гигантов. От волнения голос дрожал.

«Я хочу обменять сестру на себя, — заговорила Есения. — Я скажу свое со-бытийное имя и рыбье имя, я останусь с тобой. Приму судьбу, от которой бежала, только отпусти мою сестру».

Сом чуть повернул морду. Он походил на древнее чудище, и казалось: если он широко откроет рот, то в один миг поглотит все воды реки и вместе с ними Есению.

«Вот как? Ты все еще думаешь, что рыбья часть тебя — наказание. Пойми: не наказание. Это часть тебя. Это ты и есть».

«Хорошо, пусть так, только отпусти Еву».

«Значит, ты останешься здесь, а ее, забывшую рыбью суть, отправишь в тот мир? И что она будет там делать? Одна? Как выживет в вашем человеческом мире?»

«Лучше там, чем здесь. Она поймет, когда вырастет».

«Если вырастет. Ты ослеплена яростью, злостью. Без тебя твою сестру просто сдадут в детдом, в приют. Хочешь, чтобы она через это проходила?»

Есения яростно дернулась, взбаламутила хвостом ил, закружила кругами.

«Да пусть лучше приют!»

Услышала вздох рыбьего царя. Вода задрожала. Испуганно отпрянул роголистник.

«Если я соглашусь на обмен, то обреку Еву на страдания. А я этого не хочу. Я долго ждал, когда вы вернетесь, когда Ева займет место рядом со мной».

«Ждал?»

«Ты даже этого не поняла. А ведь мы с тобой уже говорили. В моем человеческом обличии ты знаешь меня. Там, на поверхности, меня зовут Герман».

Есения замотала головой, открывала и закрывала рыбий рот, выпуская наполненные черной смолой пузыри.

Сом продолжал:

«Я не отпущу Еву. Не хочу и не могу. Ева рождена от реки, от рыбьего царя. В ней от рыбы больше, чем от человека. И отправить ее на сушу — значит обречь на страдания. Она не сможет забыть рыбью сущность, и кошмары будут преследовать ее, пока не сведут с ума».

«Ты — чудовище! Я бы убила тебя! Ты!»

Есения задыхалась от бессильной злости. Ничего! Ничего нельзя поделать. Только поднимать рыбьим хвостом бурю ила. Не находившая выхода злоба раздирала ее на части. Надо было сразу уехать!

Рыбий царь спокойно объяснял: