Мю Цефея. Игры и Имена

И это он тоже часто говорил. Обри слушала, старалась по крайней мере, но не понимала, что должна услышать. А вот сейчас — поняла. Ее не должно тут быть, давно не должно.

— Эй, ты чо делаешь? — взревел Сопля. — Не такой уговор, я только начал.

Обри почти без усилий вытолкнула его сопротивляющиеся руки из-под комбинезона и застегнула его до горла. Развернулась спиной.

— Тогда ничо и не получишь, сука, — зло пробурчал Сопля.

Жаль, наверное, Куратор хотел бы, чтобы она что-то выяснила? Или нет… Он молчал. Обри пошла по серому бетонному переулку. Только раз коротко оглянулась на изрезанную женщину — какие же все-таки у нее красивые волосы…

***

Что означает «слушать себя»? Это будто внутри какой-то голос твердит тебе: сейчас, за стрипклубом, поверни налево, переходи дорогу, остановись? Обри не слышала никаких голосов. Только звенящую тишину, бьющуюся внутри опустошенного сознания. Что от нее хочет Куратор, почему от нее?

Обри попыталась ухватить лежащую на груди прядь, привычно накрутить на палец, но поймала лишь воздух. Ах, да…

Город здесь был не такой, как в проулке. Стен, казалось, нет вовсе. Вместо них тянулись бесконечные стеклянные витрины или просто провалы, внутри которых скворчала и пахла одуряюще еда. Разноцветная, на палочках и в тарелках, без названия, потому что названия, если Обри их когда-то и знала, тоже были стерты.

— Зачем их забрали?

Мужчина в форме уборщика обернулся на нее. Приготовленный под мусор мешок завис в воздухе. Обри скользнула по его невыразительному лицу — такому же, как у других уборщиков, — поспешила дальше. С чего он решил, что она вообще к нему обращалась?

«Кого их, Вторая?»

— Мои воспоминания. Разве я бы не лучше справилась, если бы помнила?

«Это вряд ли».

— Я не понимаю…

«А тебе и не надо. Память — это, знаешь ли, иногда вредно. Ну же, давай, куда тебе хочется сейчас? Просто будь собой».

Как память может быть вредной?

— Разве мы — это не наши воспоминания?

«Охохо, какая мысль. Сама придумала или услышала где?»

— Сама.

И все же почему память может быть вредной? Когда Обри увидела ту женщину, ей показалось, будто она что-то вспомнила. Вдруг это могло помочь? Вдруг…

Ее накрыло так, что пришлось вжаться плечом в рекламный щит остановочного комплекса. Это женщина ведь была не первой? И эти ее волосы. Такие же как…

Могла ли такая память быть вредной? Ломающей, уничтожающей.

Но тогда чем Обри могла помочь, что сделать? Снова приманить? Уж точно не с этой лысой башкой.

— Вы идиоты, — тихо проговорила она, не уверенная даже, что Куратор мог ее услышать.

Кажется, он ответил. Или нет. Обри подняла глаза на вывеску, висевшую на очередной стеклянной витрине на другой стороне дороги. Неоново-розовые ножницы, под ними, за стеклом — розовые же округлые кресла на высоких ножках, точно большие тропические цветы, сожравшие людей. Вокруг них кружили другие люди с фенами и расческами, баллончиками лака. Обри ощутила, что ей туда надо. Она даже сделала шаг на пешеходный переход, но…

Нет.

Все не так, неправильно! И место — то и не то одновременно.

Нужно вернуться назад и сделать все, как надо.

За прошедшее время в проулке стало оживленнее. Отпихнув ногой сопленыша, тащившего снятый с убитой красивый алый шарфик, Обри протолкалась в центр толпы. Помогало то, что люди, заметив эмблему, отодвигались, пусть неохотно и ворчливо. Ей было все равно.

Долго искать не пришлось — Сопля обнаружился над телом. Он с сожалением разглядывал женщину, покачивая головой, а толстые грязные пальцы двигались, словно мяли… Обри рванула его на себя за плечо и толкнула к стене.

— Говори.

— Ну, подруга, мы так не до-ох!…

Обри не помнила, кем была, но тело отлично знало, как реагировать, когда требовалось. Кровь брызнула из разбитого локтем носа, и Сопля осел на бетон, уже начав подвывать от боли в подбитом колене. Начать выть по-настоящему не успел — Обри уткнула его в стену и сунула руку между ног, стискивая и перекручивая яйца. Возможно, без воспоминаний было и лучше.

Вместо Сопли завыл какой-то ребенок, но и ему хватило одного взгляда, чтобы угомонился.

— Говори.

— Да я и не видел ничего!

— Что-то видел.

«Я ли это? Нет? Откуда я такое умею? Солдат? Боевые искусства, импланты? И что это за чувство, когда здоровый мужчина дрожит и чуть не плачет под рукой? Я… довольна? Когда увидела, как он стоит, когда вспомнила его прикосновения…»

Грязь под комбинезоном ощущалась даже сейчас — мерзко, гадко. И это было неправильно. Кожа — всего лишь кожа. Оболочка тела. У уборщика был шанс бездумно отработать долг и жить дальше, у нее — нет. И все же…

«Ну-ну, какая сердитая. — В голосе Куратора переливалась насмешка, но и что-то еще. Гордость? — Какое шикарное тело, правда ведь. Подправить чуть тут, чуть там — и загляденье».

Подправить. Обри знала, что тело и она сама — собственность компании, только что об этом думала, и все равно слова заставили ее сильнее сжать пальцы. Сопля тонко заскулил.

— Ладно, ладно! В маске он был, модной такой, под китайского демона, половина золотой, мать ее, молодежи так ходит! Ткни пальцем в толпу, аккурат попадешь! Ну, помогло тебе?

— Дальше.