В эти дни прибыли в Сюник посланцы Абдулла паши. «Требую немедленно заковать персидских ханов в цепи и передать их моим людям, — повелевал паша. — Они враги султана, и кто им покровительствует, тот навлекает на себя справедливый гнев владыки вселенной».
Давид-Бек отказал паше в его требовании. Мхитар считал этот шаг Бека недопустимым.
— Из-за персидских ханов ты подвергаешь нас опасности, Бек, — с заметном возбуждением сказал он. — Исполни волю паши.
— Когда сам будешь Верховным, поступишь по-своему, — ответил Бек. — А пока оставь меня в покое до последнего моего пристанища. — И остался на своем, непреклонным.
Вскоре стала известна еще одна неприятная новость. Турки после десятидневного штурма заняли город Шамхор. Азербайджанские и армянские воины, защищавшие рука об руку свой город, погибли все. Весть о падении Шамхора разнеслась из Гандзасара по всем уездам. Захватив Нахичеван, Гандзак и Шамхор, турки теперь двойными клещами нацелились на Сюник и Арцах.
Среди армянских войск распространились тревожные слухи. Невесть откуда появившиеся бродячие монахи нашептывали, будто эчмиадзинский католикос отрекся от христианской веры и призвал всех армян принять ислам. Некий полусумасшедший босой бродяга ходил по деревням и объявлял себя Иисусом Христом, посланным богом творить последний суд.
По приказанию Давид-Бека всех их словили. Монахов сожгли на площади Алидзора, а лже-Христу вспороли живот и бросили на улицу, сказав:
— Если ты Христос, воскресни.
Он не воскрес, и труп его стал разлагаться. Тогда горожане попросили у Давид-Бека разрешения вынести мертвеца из города.
Давид-Бек без конца приглашал к себе персидских ханов. Они веселились вместе, играли в нарды до утра. Ханам удалось через своих верных людей собрать несколько сот соплеменников для выступления вместе с армянами против турок. Однажды Давид-Бек дал ханам понять, что было бы полезно, если бы персидский шах Тахмаз начал переговоры с ним. Намекнул также, что сам он не сделает первого шага и хочет, чтобы первым сделал ему такое предложение шах.
Ханы тайно послали своих поверенных в Тавриз. Из армян были осведомлены об этом только Давид-Бек и Мовсес, который помимо занятий в своей школе исполнял теперь обязанности писца при Давид-Беке.
И вот некоторое время спустя в Алидзор прибыли посланцы Тахмаз хана и мулла.
— Наш светозарный шах желает вести переговоры с тобою, о шахиншах армян Давид-Бек, — сказали они. — Отправь, стало быть, своих людей ко двору нашего повелителя. Шах был бы весьма рад и счастлив, если бы ты сам соблаговолил пожаловать к нему, чтобы вместе поразмыслить и решить дело преграждения пути нечестивым туркам.
Бек созвал Совет старейшин Верховного Собрания, на котором послы доложили о желании шаха Тахмаза.
Неожиданная новость показалась многим меликам и военачальникам странной. Спарапет от гнева не находил места. Он надеялся, что Давид-Бек выгонит послов шаха: прикажет завязать им глаза и переправить через Аракс. Но этого не случилось. Более того, Бек обратился к послам с просьбой подождать некоторое время, пока старейшины решат, как быть. И отправил их к Пхиндз-Артину на постой.
— Подумайте и вы, старейшины, — сказал он своим. — Нам выгодно помириться с Тахмазом, чтобы с ним вместе выступить против турецких армий.
На этом совещание закончилось. Мхитара охватило чувство отчаяния. «Ханы-беглецы вскружили голову Давид-Беку, — с болью, возмущением и тревогой думал он. — Это они толкают нас в объятия к шаху Тахмазу. Бек лишился рассудка. Боже мой, разве можно помириться с персами? Этим мы возбудим против себя Мир Махмуда».
Не понимая намерения Бека, Мхитар все более убеждал себя в том, что Бек заблуждается. Но сталкиваться с ним снова он не хотел. Не гнева Бека боялся, его больше страшило другое — возможность раздора.
Только несколько меликов и князь Баяндур были согласны с Беком в необходимости переговоров с Тахмазом. Остальные роптали, разводили руками, избегали говорить об этом вслух и определенно. Лишь Тэр-Аветис и мелик Еган высказывали спарапету свое недовольство. Однако и они в присутствии Бека будто в рот воды набрали. Зато мелик Шафраз твердил:
— Я верю в Бека. Он не поведет нас по неиспытанной дороге.
Между тем посланники Тахмаза скучали во дворце Пхиндз-Артина. Давид-Бек словно забыл об их существовании.
Свершилось то, чего больше всего боялся Давид-Бек. В войсках стали проявляться признаки недовольства, разочарования. Они постепенно теряли боевой дух и веру в свои силы. Военачальники, близкие Беку люди, все чаще сообщали ему неприятные сведения о настроении воинов. «Турки нас окружили, мы попали в мешок, четыре года воюем, а конца не видно. Мы бессильны и беспомощны», — говорили в казармах, на сторожевых постах, в деревнях.