Мне нельзя тебя любить

Нормально ли, что это чувство приносит столько боли, что делает нас ранимыми, недоверчивыми, сумасбродными и полностью лишает рациональности? И как так получается, что совершенно незнакомый и поначалу даже неприятный и пугающий до дрожи человек становится настолько близким и желанным?..

Опустив плечи, Тэхо стоял у входа в бизнес-зал аэропорта Джимпо́[30]. Весь его вид говорил о том, что ночью он почти не спал: волосы взъерошены, глаза запали, скулы, кажется, стали еще острее.

Как только мы появились за стеклянными дверями, он пошел к нам навстречу. Вежливо поклонившись моему отцу, Тэхо посмотрел на меня. От этого его взгляда слезы на глаза навернулись, и я отвернулась, чтобы скрыть их.

– Давайте недолго, – сказал отец и прошел в зал ожидания.

Мы стояли молча: Тэхо не сводя с меня взгляда, а я – стараясь не расплакаться. Наконец он сделал шаг ко мне и обнял. Я почувствовала сильный запах алкоголя.

– Ты что, пил? – отстраняясь, спросила я.

Тэхо кивнул и отвел взгляд.

– Думал, отпустит.

– И как? Отпустило?

Он отрицательно покачал головой:

– Еще хуже стало. – Тэхо прикусил губу.

– Дурак, – произнесла я и тут же получила тот самый полный любви взгляд. – Поезжай домой и выспись.

Тэхо смиренно кивнул.

– Мия… Ты пойдешь со мной на выпускной?

– Ты из-за этого в такую даль пьяный приехал?

Он снова кивнул.

– Дурак. – Голос дрогнул, на этот раз я ничего не успела сделать, и слеза покатилась по щеке.

– Мия…

Лучше бы он молчал, потому что от его низкого и обволакивающего голоса у меня душа на части разрывалась.

Объявили посадку на мой рейс. Мы стояли, изо всех сил прижимаясь друг к другу, словно хотели остаться незамеченными неотвратимыми обстоятельствами.

– Я буду ждать, – шепнул он мне в волосы. – Ты же вернешься?

– Конечно, вернусь. Меня мой парень на выпускной пригласил.

Я слышала, как Тэхо с шумом выдохнул и крепче прижал меня к себе.

– Мия, нам пора! – Голос отца прозвучал так неправильно посреди мира, в котором были сейчас только мы с Тэхо.

Я слышала, как опаздывающих пассажиров пригласили скорее пройти на борт, слышала, как отец что-то говорит, но не могла разобрать слов, слышала, как стучит сердце Тэхо.

Я встала на цыпочки и поцеловала его в губы. Сначала легко, а потом все глубже и глубже – дразня и лаская, ероша его и без того лохматые волосы, прижимаясь к нему всем своим телом в какой-то нелепой надежде впитать хоть малейшую частичку любимого человека. Внутри у меня все полыхало, низ живота тянуло со страшной силой, а голова шла кругом. Возможно, я бы смогла остановиться, если бы Тэхо не ответил мне с той же страстью и напором. Мы сгорали в эти мгновения, отдавая всех себя друг другу!

– Пассажиры, опаздывающие на рейс до Москвы, пожалуйста, срочно пройдите на борт. Через пятнадцать минут…

Я вырвалась из объятий Тэхо и побежала в сторону выхода на посадку. У двери обернулась, пытаясь запомнить его высокую фигуру, красивое лицо и взгляд любимых, бездонных карих глаз.

Москва встретила нас сильным снегопадом и непривычным холодом. Почти три года я не была здесь, и, наверное, организм отвык от такой погоды. Я закуталась в куртку и накинула капюшон, но теплее не стало. Меня знобило.

– Я забронировал номер в отеле, – высматривая табличку с нашей фамилией, сказал отец. – Поживем пару дней там, а потом посмотрим.

Он махнул рукой, заметив представительного мужчину в костюме с табличкой в руках. Мы проследовали за ним до машины. По дороге отец о чем-то спрашивал, удивляясь сильному снегопаду. Он был сегодня чрезмерно разговорчив. То ли возвращение в Москву на него так повлияло, то ли отпуск.

Как только я села на заднее сиденье автомобиля премиум-класса, то включила телефон и написала Тэхо, что мы благополучно приземлились. Какое-то время смотрела на экран в надежде увидеть, как единица моего сообщения исчезнет, но Тэхо, видимо, был «не в сети». Наверное, отсыпается после бессонной ночи и… Так даже лучше. Я ведь приняла решение идти вперед, пора начинать!

Я отключила телефон и убрала его в рюкзак. Голова раскалывалась, снова хотелось спать. Как только мы заселились в пафосный номер гостиницы «Москва», я ушла в свою спальню и, прямо в одежде забравшись под одеяло, уснула.

Проснулась я глубокой ночью от ломоты во всем теле. Приложила руку ко лбу. Горячий. У меня не было сил встать и сходить за помощью к отцу. Я снова прикрыла глаза, желая только одного – чтобы все скорее закончилось.

Утром приходил врач, что-то спрашивал у меня, но я даже не попыталась открыть глаза. Он померил температуру, сделал укол и велел отцу звонить, если к вечеру мне не станет легче.

Температура спала только через два дня. Я с трудом вышла в гостиную, где отец негромко смотрел телевизор. За последние дни он никуда не отлучался, чтобы быть рядом, если мне что-то понадобится. Отключив звук, отец повернулся ко мне. Я молча села рядом с ним на диван. По его выражению лица было понятно, что выгляжу я не очень.

– Как ты себя чувствуешь? – тихо спросил он.

– Уже лучше.

– Я не думал, что ты настолько сильно привязалась к нему…