Мне повезло: я всю жизнь рисую!

Но думать было некогда, нужно было подписать плакат, срочно привезти в бухгалтерию и получить деньги. И Гага тут же подытожил:

«Давайте сделаем „Степан“ — и всё в порядке».

Ночью пьяный лёг Степан

С папиросой на диван.

В результате утром рано

Ни Степана, ни дивана!

Начальник пришёл в восторг. «Ну вот, совсем другое дело. Замечательно, лаконично, как у Маяковского. «Ни Степана, ни дивана!..»

Но вдруг лицо его приняло скорбное выражение. Соавторы насторожились.

«Да… как-то не очень хорошо получается, — протянул начальник, — сгорел человек, наш, советский человек. Нет, это не годится».

«Но ведь много людей гибнут во время пожаров из-за пьянства!.. Вы ведь называли цифры… «Так-то это так, но не надо обобщать… А то получается, что пожарная служба не спасает людей, даёт им сгорать… Зачем же мы тогда нужны?.. Нет, так не годится… Давайте-ка подумаем ещё…»

И он отодвинул плакат.

Но думать было совсем некогда, и тогда «находчивый» Гага отчаянно выкрикнул:

«Ну тогда сделаем „у Степана нет дивана“. Там же на рисунке не видно, что горит, только дым. Пусть будет — диван сгорел, а нашего человека пожарные спасли!»

Рисунок Г. Ковенчука

Ночью пьяный лёг Степан

С папиросой на диван.

В результате утром рано

У Степана нет дивана!

«Ну вот, теперь другое дело. Так сказать, личное имущество пострадало, а человек остался жив. Наш советский человек. Замечательно, лаконично, как у Маяковского. Замечательно!»

Начальник подписал плакат, и друзья понеслись в бухгалтерию. С этими стихами плакат и напечатали.

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ РАЗВОРОТ

Ленинградское отделение издательства «Просвещение» печатало буквари и учебники для народов Севера, чукчей, алеутов, нанайцев, коряков и т. д. Некоторые народы были немногочисленны (помню, что какой-то букварь имел тираж 130 экземпляров), но печатались книги на хорошей бумаге, с цветными рисунками, и около издательства кормилось много ленинградских художников.

Конечно, работа была занудная — звездочка, две звездочки, пять звездочек; барабан, три барабана; пионер, два пионера, но были рисунки и посложнее: мама мыла раму, мама мыла Машу и т.д., и поответственнее — штурм Зимнего дворца, Ленин на субботнике несет бревно.

Рисунков было очень много, и гонорар получался большой. Я, например, купил машину за деньги, полученные за рисунки к чукотскому букварю, и друзья называли ее «чукотский жигуль».

На центральном развороте всех этих букварей печатался портрет Ленина и рассказик «Ленин — вождь». Письменности народы эти не имели, и все печаталось русскими буквами.

За деятельностью издательства присматривал обком партии. Ведь все эти буквари демонстрировали на международных выставках национальную политику СССР, дружбу народов и заботу «старшего брата» о «младших братьях».

Просматривая очередной букварь — нанайский, секретарь обкома по пропаганде открыв центральный разворот, остолбенел и потерял дар речи.

Под портретом Ленина русскими буквами было написано крупно:

«ЛЕНИН МУДЭК»

«Это что такое?» — прошептал он шепотом в ужасе.

«Это по-нанайски Ленин — вождь», — невозмутимо ответила редакторша нанайского букваря.

«Да, да, — подтвердил директор издательства. — „Мудэк“ — по-нанайски вождь».

«Ленин Мудэк» — значит «Ленин — вождь».

«Да вы что? Совсем с ума сошли? — зашептал в ужасе секретарь обкома, оглядываясь. — Хотите, чтоб нас всех уволили? Или еще хуже…»

«Как по-нанайски мудрый или умный?»

«Нурэк», — прошептала редакторша.

«Ну так и напечатайте: „Ленин — нурэк“, и все, и чтобы я этого „мудэк“ не видел больше».

Букварь перепечатали, старый тираж уничтожили.

Я слезно умолял художественного редактора достать мне один экземпляр, но он тоже напуганно шептал:

«Да ты что, с ума сошел, хочешь, чтоб нас посадили?»

Но работяга из типографии за бутылку водки вынес мне экземпляр, и теперь в моей коллекции «полиграфических» раритетов имеется букварь, где на центральном развороте, под портретом Ленина, черным по белому написано крупными буквами:

ЮБИЛЕЙНАЯ РЕЧЬ

ВИКТОР ГОЛЯВКИН

Виктор Голявкин приехал в Ленинград из Баку и уже на первом курсе института имени Репина Академии художеств стал легендарной личностью. Впечатляли его буйная, темпераментная живопись южанина, его напористая манера говорить, его хохот, внешность молодого Жана Габена (он был в Баку чемпионом по боксу среди юношей), его бесконечные приключения и — самое поразительное — его ненапечатанные рассказы — абсурдные, сюрреалистические, фантастически смешные.

По вечерам он читал их в общежитии Академии на Васильевском острове. Их переписывали, пересказывали, цитировали не только в Ленинграде, но и в Москве.

Говорили, что Евтушенко, увидев в Париже сюрреалистические пьесы Ионеско, воскликнул: «Да все это в Ленинграде давно пишет Витька Голявкин!»

Знаменитая писательница Вера Панова, — восхищавшаяся его рассказами, посоветовала автору писать для детей: «Эти рассказы никогда не напечатают, а детские — может быть».

Его первая детская книжка «Тетрадки под дождем» вышла в Детгизе в 1959 году с его же рисунками. Она имела огромный успех, породила массу подражателей.