Мне снится нож в моих руках

Я попятилась назад, в сторону прохладного воздуха из разбитого окна, но Минт слишком быстро сократил дистанцию между нами, схватив меня свободной рукой за ногу. Я была слишком перепугана, чтобы орать, когда он потянул меня по полу. Мои руки скреблись по полу, но не могли найти за что зацепиться.

И тут я оказалась под ним и посмотрела в его лицо. Даже безумным, даже в раздрае, он всё ещё был прекрасен. Лучшая маска в мире. Парень, у которого было всё, которого никто не станет подозревать. Я задышала быстрее и закашлялась, вдохнув дым. Когда Минт стал этим другим человеком – на старшем курсе? На третьем? Было ли это, этот страшный потенциал, всегда внутри него? Следовало бы мне заметить на первом курсе, в тот день, когда мы сидели на его кровати, соприкасаясь коленями, и он рассказал мне о том, что сделал со своим отцом и как хорошо ему от этого было? Или даже раньше, в день, когда он потерял контроль из-за рисунка на платформе?

Он показывал мне кусочки того, чем был на самом деле. Но вместо того, чтобы отшатнуться, я потянулась к нему. Потому что это Минт. Принц Дюкета.

Я снова закашлялась, а Минт всё это время возвышался надо мной, опускаясь всё ближе. Почему я не сопротивляюсь? Какую власть он надо мной имеет, каким заклинанием удерживает меня в этом рабстве, даже сейчас?

– Почему? – выдавила я, проталкивая это слово мимо боли в горле.

Минт проигнорировал мой вопрос; его глаза скользнули по моей шее, моим губам, моим щекам.

– Ты знаешь, мой отец пытался себя убить. В неделю бала влюблённых. Я никогда до сих пор никому не говорил.

«Опасность, убегай». Я попыталась перекатиться на бок, но он поймал меня за горло своей огромной рукой и болезненно сдавил. Я забилась, пытаясь дышать; мои руки и ноги были скользкими от пота из-за огня. Минт крепко меня держал.

– Он подвёл всех, поэтому решил поступить как трус. Но я – не он. Я исправляю свои ошибки. – Его слова не шокировали меня, а прозвучали до боли знакомыми. И я осознала: наши отцы были похожи. Они шли по похожим дорогам, и всё это время мы с Минтом скрывали это друг от друга. Всплыл мой шёпот, десять лет назад: «Я думаю, я тоже ненавижу своего отца». Может быть, мы – одинаковые. Минт и Джессика – две стороны одной монеты.

Минт сдавил мою шею, и я почувствовала, как сокращаются мои дыхательные пути. Перед глазами была красная пелена; весь мир сократился до одной-единственной отчаянной потребности: в воздухе.

Он наклонился ко мне, прижал губы к моему уху, как любовник – как он уже делал тысячи раз – и прошептал:

– Ты – ужасный человек. Я хочу, чтобы ты умерла, зная это.

А потом он воткнул зазубренный осколок мне в бок.

Боль. Она была как электрический шок, как удар молнии; жжение тысячи умирающих нервных окончаний. Я дёрнулась под его рукой; мир сокращался: густеющий дым, его твёрдый захват, боль – боль сильнее, чем я когда-либо знала.

Он отстранился, чтобы ещё раз ударить меня, и я увидела, как дежа-вю: я сейчас умру, как Хезер. Она заняла моё место десять лет назад, дав мне перерыв на десять лет, но теперь судьба вернулась, чтобы забрать меня.

Внезапно Минт свалился на бок, его рука освободила моё горло, а зазубренный осколок вылетел из его руки. На нём были Куп и Фрэнки; их брюки и штаны дымились, их кожа была яркого, пугающего красного цвета. Они пробились через стену огня. Куп обхватил руками плечи Минта, отвернув его он меня, и я отпрыгнула назад, вскрикнув, когда это движение болью ворвалось в мой бок.

Я прижала руку к ране и заставила себя двигаться дальше, даже несмотря на то, что не могла оторвать глаз от места, где Минт дрался с Фрэнки и Купом, и они все трое катались по разбитому стеклу.

Я судорожно, игнорируя боль в горле, вдохнула воздух, состоявший уже в основном из дыма. Комната была вся в огне. Над огненной стеной кушеток мне была видна только верхушка головы Каро; Кортни не было видно вовсе. Где Эрик? Нам надо немедленно уходить.

Резкое движение вернуло моё внимание к драке. Минт пытался оттолкнуть Купа, но Фрэнки столкнул его на пол, удерживая за руки. Их груди тяжело вздымались, по вискам тёк пот. Взгляд Минта был чудовищным.

– Отпустите меня! – кричал он, толкаясь ногами, но Фрэнки продолжал его держать.

Минт сменил пластинку:.

– Фрэнки, – взмолился он, – ты – мой лучший друг. Отпусти меня, мы можем поговорить.

Лицо Фрэнки было как открытая книга, на нём большими буквами было написано как он борется с собой: боль и замешательство, сожаление и любовь. Почти два десятка лет он боготворил Минта, был непоколебимо предан ему. Но теперь он закрыл глаза и потряс головой, удерживая Минта ещё крепче.

Огонь подполз к моей туфле; я отдёрнула ногу и снова свернулась от боли в боку. Голова Купа дёрнулась в мою сторону.

– Нам надо отсюда выбираться, закричала я. – Тут скоро всё сгорит.

Куп посмотрел на Минта, потом на меня, и кивнул. Он повернулся к Франки.

– Поднимай его, потом побежали. Но не отпускай, хорошо?

Фрэнки кивнул, и вместе они дёрнули Минта, чтобы он встал на ноги, и толкнули его вперёд.