Моби Дик

As Queequeg's Ramadan, or Fasting and Humiliation, was to continue all day, I did not choose to disturb him till towards night-fall; for I cherish the greatest respect towards everybody's religious obligations, never mind how comical, and could not find it in my heart to undervalue even a congregation of ants worshipping a toad-stool; or those other creatures in certain parts of our earth, who with a degree of footmanism quite unprecedented in other planets, bow down before the torso of a deceased landed proprietor merely on account of the inordinate possessions yet owned and rented in his name.	Квикегов Рамадан, или Великий День Поста и Смирения, должен был кончиться только к ночи, и я решил, что не стоит его покамест беспокоить; ибо я питаю глубочайшее уважение ко всяким религиозным отправлениям, как бы смехотворны они ни казались, и я никогда бы не смог отнестись без должного почтения даже к сборищу муравьев, кладущих поклоны перед мухомором; или к тем существам в некоторых уголках нашей планеты, которые с подобострастием, не имеющим равного на других мирах, поклоняются изваянию какого-нибудь скончавшегося землевладельца, потому только, что его огромными богатствами все еще распоряжаются от его имени.
I say, we good Presbyterian Christians should be charitable in these things, and not fancy ourselves so vastly superior to other mortals, pagans and what not, because of their half-crazy conceits on these subjects.	Я считаю, что нам, набожным христианам, возросшим в лоне пресвитерианской церкви, следует быть милосерднее в таких делах и не воображать себя настолько уж выше всех других смертных, язычников и прочих, если им свойственны в этой области кое-какие полубезумные представления.
There was Queequeg, now, certainly entertaining the most absurd notions about Yojo and his Ramadan;-but what of that?	Вот хоть Квикег, например, безусловно придерживается самых нелепых заблуждений относительно Йоджо и Рамадана - ну и что-же из того?
Queequeg thought he knew what he was about, I suppose; he seemed to be content; and there let him rest.	Квикег, надо полагать, знает, что он делает, он удовлетворен и пусть себе остается при своих убеждениях.
All our arguing with him would not avail; let him be, I say: and Heaven have mercy on us all-Presbyterians and Pagans alike-for we are all somehow dreadfully cracked about the head, and sadly need mending.	Все мои споры с ним ни к чему бы не привели, пусть же он будет и впредь самим собой, говорю я, и да смилуются небеса над всеми нами -и пресвитерианцами, и язычниками, ибо у всех у нас, в общем-то, мозги сильно не в порядке и нуждаются в капитальном ремонте.
Towards evening, when I felt assured that all his performances and rituals must be over, I went up to his room and knocked at the door; but no answer.	Под вечер, когда, по моим представлениям, все его ритуалы и церемонии должны были завершиться, я поднялся наверх и постучался. Ответа не последовало.
I tried to open it, but it was fastened inside.	Я толкнул дверь, но она оказалась заперта изнутри.
"Queequeg," said I softly through the key-hole:-all silent.	"Квикег!" - шепотом позвал я через замочную скважину. Молчание.
"I say, Queequeg! why don't you speak?	"Квикег, послушай! Отчего ты не отвечаешь?
It's I-Ishmael."	Это я, Измаил".
But all remained still as before.	Но все по-прежнему было тихо.
I began to grow alarmed.	Я начал тревожиться.
I had allowed him such abundant time; I thought he might have had an apoplectic fit.	Ведь я дал ему такую пропасть времени - уж не случился ли с ним апоплексический удар?