В отношении двух других аспектов мобильности в рассматриваемый период наблюдалось значительно больше постоянства. Относительная мобильность очень вяло реагировала на динамику делового цикла. Кризис привел к небольшому снижению вероятности перемещения по шкале распределения, причем для низкооплачиваемых работников (сохранивших работу) шансы подняться в более высокие децили даже несколько повысились. Мы связываем это с антикризисными мерами по поддержке доходов, принятыми российскими правительством в 2008–2009 гг. После кризиса произошел возврат показателей относительной мобильности практически к прежним уровням. То же самое можно сказать о влиянии мобильности на долгосрочный уровень неравенства. Мобильность оказывает существенное выравнивающее влияние на распределение заработков, особенно, для представителей крайних позиций. Так, в нижней части распределения сокращение неравенства за пятилетний период (по показателю MLD) составляет около 18 %. В то же время в центральной части распределения выравнивающий эффект, рассчитанный с помощью коэффициента Джини по суммарным доходам за пять лет, снижается примерно на 8 %. Экономический рост усиливал выравнивающее влияние мобильности. В кризис и посткризисные годы, наоборот, оно несколько ослабло, но незначительно.
По сравнению с развитыми странами Россия остается страной с высоким уровнем мобильности по заработной плате – это касается показателей как абсолютной, так и относительной мобильности. Причин более высокого уровня мобильности в России может быть несколько. Не проводя строгого анализа, для которого понадобились бы сопоставимые данные, назовем некоторые из них. Во-первых, наши данные охватывают респондентов, работающих неполное рабочее время, чьи заработки могут быть более волатильны. Во-вторых, более высокая инфляция имеет тенденцию усиливать мобильность по доходам и заработкам [Dickens, 2000]. В-третьих, механизмы зарплатообразования в России более гибкие, чем в странах ОЭСР, что, при прочих равных, должно вести к усилению мобильности [Gottschalk, 1997]. В России ниже доля постоянной компоненты (гарантированного оклада) в заработках и выше доля переменной составляющей (различных премий, бонусов и проч.). Кроме того, в России выше текучесть кадров, вызванная, не в последнюю очередь, сильной дифференциацией заработков даже внутри узких профессий, о чем свидетельствует высокое влияние смены места работы на динамику заработной платы. Наконец, высокие показатели мобильности могут быть связаны с ошибками измерения. Расчеты по РМЭЗ ВШЭ могут давать завышенные оценки мобильности из-за невысокого качества зарплатных данных и большого отсева из выборки. Однако, несмотря на серьезность этой проблемы, ее влияние не стоит преувеличивать: уровень мобильности в России крайне высок и для показателей с годовым интервалом, для которых проблема истощения выборки не играет существенной роли.
Вместе с тем следует отметить, что национальные особенности институтов рынка труда (строгость трудового законодательства, уровень минимальной заработной платы, роль профсоюзов и т. п.) влияют на масштабы абсолютной мобильности, но вряд ли могут быть причиной различий в уровне относительной мобильности по заработной плате. К такому выводу приходит ряд исследований, посвященных изучению мобильности в странах – членах ОЭСР, в том числе в странах с таким разным институциональным устройством рынка труда, как Португалия, США, Великобритания, Германия и Скандинавские страны [Burkhauser et al., 1997; OECD, 1997; Cardoso, 2006; Bayaz-Ozturk et al., 2012].
Приложение П7
Таблица П7-1. Описание выборки
Таблица П7-2а. Детерминанты абсолютной мобильности (2003–2013 гг.)
Таблица П7-2б.
Детерминанты абсолютной мобильности (2005–2013 гг.)
Таблица П7-3б. Относительная мобильность (2003–2007 гг.)
Таблица П7–3б. Относительная мобильность (2003–2007 гг.)
Примечание: рассчитано по совмещенным выборкам (N = 5638).
Таблица П7–4. Относительная мобильность (2007–2009 гг.)
Таблица П7-5. Относительная мобильность (2009–2013 гг.)