Модэ

– Освобождаем переднюю площадку! – крикнула ракшаска в сторону. У N что-то неприятно дрогнуло и похолодело внизу живота. Кондукторша повернулась к нему, выпучив огромные желтые глаза, похожие на две медные плошки с черной сердцевиной. Солнечный свет отразился в этих глазах, и они превратились в бесконечную галерею желтых плоскостей, уводящих в темноту.

– Так у вас денег нет? – медленно проговорила она.

– Как же нет… Я всегда плачу…

N сунул руку в карман, но тот оказался пуст.

– Вы правы. У меня нет денег, – торопливо сказал он. – Простите, я на следующей выйду.

Но ракшаска не слушала его – она достала из-за пазухи огромную булавку и приколола плечо N к спинке сиденья. Пассажиры зажимали уши, чтобы не слышать его воплей. Ракшаска отвернулась, но до N еще доносилось ее бормотание:

– Посиди пока здесь, вечером мы с водителем тебя съедим.

N попытался вырваться, но тщетно – проклятая булавка намертво пришила его к месту. Тут он заметил разрывы на дерматиновой обивке, из которых торчали куски поролона. Значит, он не первый, кто так попался.

«Какая глупость, безрассудство – нанимать на работу ракшасов, – думал N. – Впрочем, говорят, из них получаются хорошие швейцары. Но эта ракшаска здесь явно не на своем месте». Пассажиры смотрели на него, кто-то с сочувствием, кто-то с веселым злорадством. Плечо горело, но крови было на удивление мало – она только чуть-чуть замарала рубашку. N повернулся к окну и забылся. Так он проехал несколько остановок. Иногда он приходил в себя и сквозь зубы испускал тихий стон, похожий на гудение выкипающего чайника.

Очнувшись в очередной раз, он обнаружил, что рядом с ним сидит мальчик лет двенадцати.

– Что с тобой случилось? – спросил тот тихо, с брезгливым любопытством разглядывая булавку и бурое пятно на рубахе N.

– У меня нет денег на проезд, и теперь, наверное, меня съедят, – просто ответил N.

– Ты же взрослый, – пожал плечами мальчик, – почему ты позволяешь им так с собой обращаться?

– Мне кажется, все потому, что у меня нет варны[7]. – N пошевелился и тут же сморщился от боли – из раны снова потекла кровь, липкая бурая полоска протянулась почти до самого пояса.

Он потерял бы сознание, если бы мальчик не ухватил его за руку. Он сделал это не для того, чтобы поддержать N, просто хотел растормошить. Однако для N это прикосновение сейчас значило очень много – тем более что остальные пассажиры смотрели на мальчика с осуждением и даже с гневом.

Ракшаска суетилась на передней площадке, оттуда доносились ее хриплые крики:

– Рассчитываемся, рассчитываемся, граждане! Не задерживаем!

N повернул голову, чтобы смотреть прямо на мальчика. Это причинило ему новые страдания.

– Я, наверное, шудра[8], – сказал он, облизнув пересохшие губы. – Мною с детства помыкали, никто не воспринимал меня всерьез. Я никогда не отвечал ударом на удар и сносил любые оскорбления, даже когда не стоило терпеть. Рано или поздно со мной должно было случиться что-нибудь подобное. Чего я ждал, садясь в один автобус с дваждырожденными?[9] Конечно, эта кондукторша сразу учуяла, кто я таков, и не стала со мной церемониться.

– Мне тебя не жалко, – сказал мальчик. – Ты сам виноват в своей судьбе. В прошлой жизни ты, наверное, много грешил, раз боги дали тебе такую жалкую жизнь. Я ни за что не стану таким, как ты.

– Пожалуй, ты прав, – произнес N устало. Он понял, что с мальчиком говорить бесполезно, что тот никогда не проявит сострадание к шудре. Он уже презирает его, и с годами это презрение только укрепится.

Вскоре он вышел, и N сразу стало легче.

Наступил полдень. Третий раз автобус проехал остановку, на которой N должен был выйти. Румяная и довольная рашкаска ходила по салону – пассажиры, боясь, что их постигнет участь N, расплачивались без промедления.

– Отпустите меня… пожалуйста, – одними губами прошептал N.

Кондукторша на миг замерла. У N появилась смутная надежда на спасение.

– Я целый день уже здесь сижу. Вам не кажется, что я достаточно наказан?

– И правда, – кивнула ракшаска. – Вы, конечно, настрадались, что уж говорить. Но и вы нас поймите – нельзя залезать в автобус, не имея при себе мелочи на проезд. Можете булавку вытащить…

Сказав это, она пошла дальше. N приподнял левую руку и одним мизинцем коснулся булавки. Плечо отозвалось горячей болью, и N надолго впал в забытье.