Мое частное бессмертие

Hадя не просила сообщать мужу лично. Только опустить письмо в почтовый ящик.

Но Лебедев… превысил полномочия. Позвонил в дверь.

«Он всё поймёт, этот Лёва! – думал он при этом. – А не поймёт, тем хуже для него. Ведь я ничего не буду скрывать! Расскажу и про дождь, и про Ботанический!.. И тогда хоть на кулаках!..»

7

Муж его любимой женщины.

Пешков был один в квартире, когда возник этот тип. Нога уехал в Херсон по работе (Нога – это Славка Ногачевский, друг с детдома, Пешков прятался у него), Лида, Славкина жена, в больнице на круглые сутки (она медсестра), детей у них нет.

И, значит, было так. Утром Пешков вышел на угол, купил мясную кость, овощи, лавровый лист. Сварил обед…

И вдруг этот тип.

Сначала ходил взад-вперёд мимо окон, косился на занавески. Худощавый такой блондин с красным лицом. Потом выпал из поля зрения – в арке прячется, наверное.

Вот ёлки! Окно кухни выходит в арку, дух борща валит через фортку, выдаёт, что в квартире кто-то есть.

Пешков на носках ушёл в кладовку, прикрыл за собою дверь.

Звонок.

Одинарный, вкрадчивый.

«Я никого не жду, Надька не приедет (в последний год плохо жили), у Скобикайло подписка о невыезде!.. Решено, не открою!..»

Не открыл.

Кажется, позвонили ещё. И стихло.

А через пару часов приходит Лида с работы – «Смотри, что я в почтовом ящике нашла!»

«С папой беда!»

Пешков аж присел.

Пётр Фёдорч!

Жив – не жив?

Но уже в следующую минуту выволок из-под кровати баул, стал бросать в него личные вещи!

«…Но ты спокойно, Лёв, смотри по обстоятельствам… я».

«По обстоятельствам? Ну смешная! (бритва где?) Мы деньги дали, ждём, вот и все обстоятельства (так, носки!.. трусы!.. чистая майка!). Скобикайло под подпиской, а мне адвокат сказал: в кладовке сиди – пока сигнал дам! (Надька-а!.. Соску-учился!..)»

Утром следующего дня.

…И хотя ликующий Пешков не верил, что доживёт до этой минуты, – она пришла.

Вагон качнулся, как напольный кувшин.

Электрический свет погас и зажёгся – точно с корточек встал. А темнота за окнами так и осталась сидеть.

Тронулись плавно.

Дождик, как обманутый, зацарапался снаружи.

Было пять утра.

15 февраля, 1971-го, Одесса.

Бросив под лавку баул, Пешков отправился искать туалет. В полчетвёртого утра, покидая квартиру, не воспользовался уборной, не побрился, не выпил чаю. Чтобы Лиду не будить.

Минуя буферные кабины, тамбуры, вагоны, встречался глазами с сонными пассажирами на жёлтых лавках, и перевзор этот со стороны Пешкова был исполнен интереса, наступления и приятия. Не верилось, что скоро, через каких-то 3 часа, увидит жену и сына. Разберётся, что там с тестем («Пётр Фёдорч! Ты жив?»). И, главное, обрадует новым делом жизни.

Что это за дело было…

Ну, со смеха началось. С того, что Нога… ха… к Лиде приревновал!.. Вот псих!.. А может, и не псих! По работе он в командировках всё время. Бывает, что по три недели в месяц – не дома. Вот и говорит: идём ко мне в бригаду («чем с бабой тут моей под одной крышей толкаться» – такой ход мысли!)… В октябре-ноябре ездили в пос. Березовский на птицефабрику запускать систему контроля за температурой. Работа мужская, травмоопасная («наладка» называется). Но если в электричестве сечёшь и руки не крюки, то справляешься. Претензий к работе Пешкова не было, и Нога после 2 недель говорит: готовься, едем на меткомбинат в Херсон!

«В Херсон? – поартачился Пешков. – Ты забыл, я от прокурора прячусь?!.»

Но он бы всё равно поехал. Чем в кладовке дуреть.

Вот такое вот новое дело жизни! Такая наладка!

…В туалетной кабинке из люка надувало, пахло смазкою путевых креплений, сырой землёй. Пригородные комбинаты зыблились сквозь известь замелованного окошка. Пешкову чудилось, он слышит, как обрушиваются цеховые прессы, как гудят станки. И никогда прежде счастье бытия не открывалось ему полнее, чем в пролетарских шумах этого утра… Гуд бай, торговля! Спасибо, наладка!..

«Н-да, зигзаги жизненного пути! Простит ли Надька? Женаты 12 лет (с Петра Фёдорча лёгкой руки!), а я всё такая же матросня. Всё такой же не ровня ей. Да ещё с торговыми наклонностями (позор в их семье). Да ещё под «уголовкой» за торговлю!.. Но теперь всё будет не так. Слово даю, Надь!»

Hадя была стыдлива, холодновата, ограничивала его в телес-ной любви, не допускала экспериментов в позициях, но, воображая в разлуке всё её женское: полный затылок, пахучие волосы, кожицу у ключиц… – он обмирал от благодарности и счастья. И волновался о встрече.

Вот только – тесть?

Хоть бы не умер.

Бросит меня Надька – если умрёт!

И ведь, главное, знак был! Был знак!

Знак.

Жил в тёмной кладовке у Ноги. Всё развлечение – ВЭФ «Спидола» (экспортная модель! Вашингтон и Мюнхен пробивают любые стены, любые глушилки!). И вот, пробило: «Передаём главы из романа писателя Ша. О насильственном советском захвате Молдавии в 1940 году»!

Послушал 1-ю главу (в 13.05 после новостей).

Так себе.

Не Бредбери, не Станислав Лем.