Мое тело – Босфор

Их надо брать заранее. Сегодня уже поздно. Мы ведь только сегодня приехали.

Чувствую, что ситуация уплывает из под моего контроля, точно так же, как было в ауле с Маугли. На мгновение подступает легкая паника. Я только открываю рот и не знаю ЧТО надо произнести, чтобы описать мое нарастающее безумие.

Хорошо. Оставайся. Я сейчас же еду на автовокзал.

Я поеду с тобой.

Ради бога, оставайся в своей Бурсе, у тебя здесь куча друзей! А я безо всяких проблем вернусь в Кумкой одна.

Мне здесь нечего делать. Я приехал ради тебя, с тобой, и уеду с тобой.

Вот спасибо! Но один билет я достану точно.

Да купим мы два билета!

Ты же сказал, что билетов нет! Наврал?

Ну, наврал.

Бурса лежит среди гор, и невысокие домики, утопающие в зелени, располагаются на разных уровнях, как водоросли в голландском аквариуме. Где бы ты не находился, отовсюду открывается панорама вверх или вниз. Местами в этом огромном городе попадаются постройки столетней и чуть ли не двухсотлетней давности. Мы теряемся там, где образуются скопления облезлых от старости домов, и сам воздух хранит традиции и благодать древности. Глупо боготворить прошлое, тем более чужое, может, эти дома хранили много горя, но от них всегда веет таким безмятежным спокойствием, что невозможно пройти мимо и не прислушаться, хоть на мгновение.

Маха быстро умотался, но покорно бродит со мной по всем улицам и помойкам, так как попытки оттянуть меня за руку от очередного сомнительного переулка оказываются безуспешными. Мы даже пытались пройтись по цыганской клоаке, она неожиданно открывалась с весьма приличной улицы, пара-тройка грязных проулков кишела черными людьми и уходила вглубь, притягивая магической жизненной силой. Многочисленные дети сидели на ступеньках, кто дрался, кто разбирал игрушечную тележку. Один мальчик лет десяти в яркой цветной безрукавке уставился на нас, я успела подумать, что таких детей надо снимать в кино, забирать в шоу бизнес, красота и типаж фантастические. Но, слава богу, ребенок ничего не узнал о своей фотогеничности, а нас кто-то окликнул и поинтересовался, кого мы здесь ищем. Маха стушевался, назвал наугад какое-то имя, но я уже взяла его под локоток, и повела обратно, не переставая поражаться собственной трусости.

Я сказала, что мы обязательно должны найти зеленый дом, который я когда-то видела на фотографии, но как он выглядит, и как называется, я уже не помнила. Мечеть? Нет, не мечеть, потому что, кажется, не круглая. Удивительно, что Маха, живший в Бурсе, ходил по ней, как по лесу, не зная, что показать, приходилось мне самой быть Сусаниным. К концу второго дня мы нашли то, что искали, в точности как на увиденной мной фотографии, зеленый мавзолей 15 века с конусообразной крышей, там же была и зеленая мечеть, но вокруг была туристическая зона, с магазинчиками, сувенирами и кафе, и мы быстро ушли оттуда. От туристических мест веет фальшью, деньгами и смертельной пустотой. В том, что хранится на показ, уже нет жизни.

Там было сто, а может и более, греческих церквей, мусульманских же минаретов и мечетей – несколько тысяч. Там были также удивительные, большие, обширные и сводчатые из больших плит и на мраморных основаниях бани и ханы с большими железными, словно городскими вратами. Есть ханы в сто, двести, а то и триста комнат, а в середине их фонтаны и приятные на вкус воды. Точно так же и бани – большие, с куполообразными крышами, подобно церквам; одни из белого мрамора, другие из разноцветных камней, у некоторых стены из белого фаянса, а у других – какие-нибудь иные. В них много фонтанов и бассейнов. Там есть несколько сот служителей, а также купальные простыни, салфетки, полотенца и прочие удобства, какие только человек захочет и пожелает. И каждый божий день они топятся; если человек каждый день будет туда ходить, все равно опять захочет.*