Могила Густава Эрикссона

В Белоомут я вернулся на последнем девятичасовом пароме в состоянии большого душевного раздрая. Хватил стакан подогнанного босяками «Хеннеси» и целый час курил на балконе. Однако, нужно было собраться. День завтра предстоит тяжёлый. У меня даже мысли не было, что птица Коростель принесёт мне денежки на блюдечке с голубой каёмочкой. Что ещё не задействовано? Административный ресурс. Не зря же он большая лягушка в этом маленьком болотце.

С утра я привёл себя в полный порядок, побрился до синевы и залез в свой пафосный костюм. Ждать мне пришлось долго – в дверь номера постучали только во втором часу дня. Я открыл, на пороге стояли два мента – лейтенантик лет сорока из серии «такой молодой, а уже лейтенант» и сержант с автоматом. Я улыбнулся широкой гагаринской улыбкой:

– Ну, наконец-то, ребята! Сколько можно ждать?! Начальник вашего отделения хочет со мной пообщаться, а вам велено препроводить меня к нему.

Лейтенант опешил и растерялся:

– А Вы откуда знаете?

Я решил его окончательно напугать:

– А у меня везде свои люди. Наручники одевать будете?

Лейтенант с сержантом испугано переглядывались:

– Да, вроде, не велено…

– Зря, очень зря! Так было бы веселее. Ну, так ведите.

С транспортом в местном отделении дела обстояли совсем туго. Пришлось мне с моим почётным экскортом шкандыбать минуты три по всё той же улице Урицкого, на которой стояла гостиница. Лейтенантик подвёл меня к двери, на которой красовалась табличка «Начальник отделения майор полиции Владимир Анатольевич Усаневич». Я показал лейтенанту пальцем на фамилию и заржал:

– Уссаться – Усаневич!

Мой бедный провожатый поглядел на меня с выражением восторга и постучал в дверь. Я зашёл. Навстречу мне из-за стола поднялся майор Усаневич:

– Ага! А вот и Вова Питерский! Проходи дружище, не стесняйся.

Вова Питерский?! Ну и застращал же я несчастного Белого! Или у него на большее фантазии не хватило? Впрочем, некоторое сходство между мною и Вовой есть – два уха, два глаза, один нос. Да Бог с ним, с Питерским! А вот майор Усаневич меня действительно впечатлил. Есть такой тип мужчин, которые после подросткового возраста перестают взрослеть. Они отращивают усы, выбирают себе очень мужские профессии, зачастую достигают карьерных высот, но так до старости и остаются подростками. Хорошие примеры такого типажа – актёр Владимир Конкин и шахматист Анатолий Карпов. А мой майор Усаневич был не просто похож на Конкина, он был похож на Конкина, играющего Шарапова. Невысокого росточка, худенький, с тоненьким и даже визгливым голосочком. Китель на нём болтался, видимо, сложно было подобрать такой детский размер. Годочков нам было уже хорошо к сорока, но меня не покидало ощущение, что я общаюсь с ребёнком. И совершенно нелепо на детском лице смотрелись пышные и ухоженные усы. Самое смешное, что майор Усаневич, скорее всего, считал себя великим сельским детективом, этаким Анискиным.

– Присаживайся, дорогой, присаживайся! Сидеть тебе у нас долго.

– А почему, Владимир Анатольевич, Вы вдруг решили, что я – Вова Питерский?

– А у меня очень сильные оперативные позиции! – торжествующе ответил майор Усаневич, топорща усы. – Мне мой источник всё про тебя рассказал.

Ох, Коля, Коля, Николай… У страха глаза велики.

– А позвольте ещё спросить, милейший Владимир Анатольевич, – сказал я, нажимая на кнопку цифрового диктофона, лежавшего у меня в правом кармане пиджака, – отчего Вы считаете, что я пробуду у Вас долго?

– А потому, милейший, – отпарировал современный Анискин с некоторой обидой, – что я тебе сейчас нарисую вымогалово только в путь!

– Ах, вот оно что?! Да, сидеть мне не пересидеть! Должно быть, у Вас и заявление от гражданина Коростеля имеется?

– Нет, не имеется! – выпалил Усаневич и осёкся. – Но оно будет в любой момент, это я тебе гарантирую.

– Что Вы, что Вы, – я и не сомневаюсь! Вот только я слышал где-то краем уха, что для доказательства состава вымогательства надо разговоры и угрозы прописывать…

– Ишь ты, какой юридически грамотный! Я вот сейчас позвоню нашим луховицким ребятам из уголовного розыска. Они приедут, изымут у тебя ствол и наркоту, а потом тебя так отрихтуют, что ты нам на запись всё что угодно скажешь!

Майор начинал кипятиться, а мне только того было и надо.

– Но, позвольте, а как же быть с вот этими бумажками? – спросил я напуганным голосом и протянул Владимиру Анатольевичу доверенность от Натанзона и судебное решение.

– А эти бумажки ты с собой возьми! Будешь ими в следственном изоляторе подтираться! – в голосе майора появились торжествующие победные нотки.

– Ай-яй-яй-яй! Вот попал! Вот беда то какая! А последний вопрос можно? Это Вы со всеми законопослушными гражданами так поступаете и им стволы с наркотиками подбрасываете?

– Нет, тварь, это мы для тебя исключение сделаем! – Усаневич начинал понимать, что я над ним издеваюсь, и уже выходил из себя. Здорово бы было, если б он мне врезал.

– Любезнейший Владимир Анатольевич! Уж очень мне в этот раз сидеть не хочется! А позвольте, я Вам кое-что дам послушать? – и диктофон воспроизвёл наш разговор с самого начала.