Мои

Для Достоевского освобождение Константинополя было прямым продолжением великого подвига Петра I. Русский путь вёл «народ-богоносец» из Москвы через Санкт-Петербург и Константинополь дальше в будущее, к христианской братской семье народов в отеческих объятиях православного царя. «Для такого назначения России нужен Константинополь, так как он центр восточного мира. Россия уже сознает про себя, с народом и царем своим во главе, что она лишь носительница идеи Христовой, что слово православия переходит в ней в великое дело, что уже началось это дело с теперешней войной, а впереди перед ней еще века трудов, самопожертвования, насаждения братства народов и горячего материнского служения ее им, как дорогим детям» («Дневник писателя», ноябрь 1877).

Бои на Балканах еще продолжались, а публицисты в Москве уже вели жаркие споры о том, кому должен принадлежать город-символ на Босфоре. Достоевского возмутило предложение, чтобы Константинополь, во главе славянской конфедерации, принадлежал всем народам в равной степени: «Как может Россия участвовать во владении Константинополем на равных основаниях с славянами, если Россия им неравна во всех отношениях — и каждому народцу порознь и всем им вместе взятым? <…> Константинополь должен быть наш, завоеван нами, русскими, у турок и остаться нашим навеки» («Дневник писателя», ноябрь 1877).

Многообещающее начало реализации «русской идеи» вскоре обернулось разочарованием. Хотя русская армия разгромила турок, долгожданное воздвижение православного креста на куполе Святой Софии не состоялось. Мир был подписан в Сан-Стефано, откуда были видны купола неосвобожденного собора, но Константинополь не стал ни новым Иерусалимом, ни новой русской столицей православного мира. Внешнюю политику империи царь и его министры вели не по тезисам писательской «русской идеи», а в дипломатических битвах с Англией, Францией, Германией и Австрией. Западные державы спасли Османскую империю на Берлинском конгрессе в 1878 году. Русская патриотическая общественность почувствовала себя обманутой, лишенной плодов победы. Разочарование Достоевского было безмерно. Победоносное шествие православия в мир, с помощью которого Россия должна была выполнить свою всемирно-историческую миссию, было отложено на неопределенный срок.

***

У «русской идеи» были еще враги, гораздо более коварные и опасные, чем Османская империя и западные державы: революционеры.

Для Достоевского высший дар Божий человеку — это свобода, свобода прийти ко Христу. Человек свободен выбирать между злом и добром. Учение Достоевского о свободе выбора делает понятным, почему он с такой энергией боролся против революционных идей: русская молодежь выбирала революцию, а не церковь.

С эпохальным освобождением крепостных в 1861 году Россия вступила на путь, по которому пошли в своем социальном развитии западные страны. Реформы Александра II и сейчас, через полтора столетия, звучат так, будто они взяты из недосягаемого русского будущего: равенство всех перед законом, разделение судов и администрации, независимость и несменяемость судей, формирование суда присяжных и публичные слушания, земство, самоуправление городов, автономия университетов. Страна двигалась к конституции семимильными шагами.

Преградой на этом пути реформ оказалась «прогрессивная» интеллигенция, которая объявила войну правительству и начала охоту за царем-освободителем. «Свержение самодержавия» и «революция» стали магическими словами, наполнившими души и сердца начитанных юношей и девушек, решивших посвятить свою жизнь освобождению непросвещенного народа. Русская душа, жаждущая идеалов, вновь обрела цель, столь важную, что ради нее можно было пожертвовать жизнью.

«Образованное общество» полностью было на стороне террористов и всеми силами поддерживало их в войне против царского режима. Показательным в этом отношении стал знаменитый суд над Верой Засулич, на котором присутствовал Достоевский. Террористка была оправдана под овации восторженной публики. Публичное осуждение Достоевским этого оправдания стало отчаянным гласом вопиющего в пустыне.