Мой адрес – Советский Союз!

Он снова разлили водку на троих. У меня в голове и так уже малость шумело; со Стругацкими до этого пару рюмашек опрокинул, и ещё одну с режиссёрами. Теперь вот снова предлагают… Млять, сколько же в них влезает?

– У меня режим, ещё одну – и хорош, – твёрдо заявил я.

– Понял, – неожиданно легко согласился Тарковский. – Всё на алтарь будущей олимпийской победы. Давай за неё и выпьем!

Выпили. Закусили… Благодаря ускоренному метаболизму в желудке уже появилось свободное место, так что я не ограничился снова огурцом, подцепил из глубокой вазочки вилкой покрытый плёночкой слизи маринованный грибок и отправил в рот. А потом ещё один. Оставалось их там с десяток, ну я и не стал рефлексировать, тем более что вроде бы кроме меня на грибы никто больше не покушался. Отведал и маринованных помидорок… В целом ассортимент напоминал посиделки в деревенской избе, только что сала не хватало, да вместо самогонки была «Столичная».

– А ты что из наших работ видел? – неожиданно сменил тему Тарковский.

Вопрос слегка поставил меня в тупик. Так-то я помнил практически все фильмы Тарковского и многое из того, что снимал в моей прежней реальности Кончаловский, но был риск допустить ошибку в дате, называть ещё не снятый фильм.

– У Андрона Сергеевича видел «Первый учитель», «Историю Аси Клячиной…», «Дворянское гнездо» и «Дядю Ваню». У вас, Андрей Арсеньевич – картины «Иваново детство» и «Андрей Рублёв».

Кажется, по датам не ошибся. Хотелось бы верить, чтобы не попасть впросак. Всё-таки попал.

– Лента выходила в укороченный прокат и сильно порезанная, под названием «Асино счастье», – поморщился, словно от зубной боли, Кончаловский. – Положили, сволочи, на полку.

– Да-да, «Асино счастье», – поддакнул я. – Сам не знаю, откуда это название выскочило – «История Аси Клячиной».

Блин, хорошо ещё, я полное название фильма не назвал, это вызвало бы дополнительные вопросы.

– А помнишь, как на премьере Смоктуновский встал перед тобой на колени? – вдруг спросил Тарковский.

– Такое разве забудешь… Зато Шкловский перенес сердечный приступ, так на него сцена похорон деда подействовала. А моя первая режиссёрская работа – короткометражка «Мальчик и голубь», – добавил Кончаловский с какой-то ностальгией во взгляде. – Снимал ещё во ВГИКе. Между прочим, на Венецианском кинофестивале 62 года в конкурсе детских фильмов картина получила «Бронзового льва». А ты мне бабочку тогда не отдал.

Последнее уже было обращено к Тарковскому. Видя в моих глазах непонимание, счёл нужным пояснить:

– Он ведь тоже на том фестивале своего «Золотого льва» получил за «Иваново детство». Причём улетел первым, и выпросил у меня бабочку для официального приёма. Я эту бабочку стащил у отца. А через три дня вдруг и меня приглашают на фестиваль с той самой детской короткометражкой. В Венеции с Андрюшей и встретились. Но он переночевать меня в свой номер не пустил…

– Потому что видел тебя в компании Вали Мальвиной.

– Во, видал ревнивца?! Так и пришлось потом на пляже ночевать. А потом он сходил на приём в моей – вернее, моего отца – бабочке, и когда мне нужно было идти на приём, эта сволочь бабочку мне не вернула. Назло, из-за Вальки! Пришлось потратить на эту несчастную бабочку 10 долларов.

– Ага, зато водкой расторговался, – поддел друга Тарковский. – Ладно, чего былое бередить… Я вот сейчас снимаю фильм по роману польского писателя-фантаста Станислава Лема, – повернулся он ко мне. – «Солярис», читал, может?

– Читал, – кивнул я. – Это про мыслящий океан и призраки на орбитальной станции.

– Вот-вот, про него, про океан. Хотя смысл моего фильма гораздо глубже… В общем, вырвался в Москву на пару дней, а тут Андрона встретил, решили встречу отметить.

– Хорошие роман, философский, – сказал я и спросил, чтобы поддержать тему. – И кто в главных ролях?

– Банионис и Наташа Бондарчук. Молодая, жутко талантливая актриса.

Ну как же, соблазнил девушку, будучи намного взрослее, да ещё и женатым … Хотя и она была замужем. Читал я об этом романе, так ничем и не закончившемся.

– Думаю, это будет мой лучший фильм, – уверенно заявил режиссёр. – По крайне мере в ближайшем будущем.

– Если цензура его не порежет, как мою, Аську, – добавил Кончаловский. – Я тоже думал, что это будет лучший мой фильм, прорыв в отечественном кинематографе.