Мои авианосцы

Но по воздуху не перелетишь, Даже при самом полном ходе, которым мы бежим, до встречи с подлодкой около четырех суток. Сжигая по 800 тонн мазута в топках котлов, мы продолжали свой спасительный для подводников бег, только однажды притормозив пополненяя запасы топлива. Мало кто из нас нормально спал и отдыхал все это время. Практически все непрерывно находились на своих боевых постах и командных пунктах. Всего 50 миль разделяло нас, когда лодка затонула. Более семидесяти человек экипажа подводной лодки, в основном матросов и старшин, снял проходивший в этом районе болгарский танкер. Впоследствии моряков передали на наш сухогруз «Касимов», шедший с Кубы. Остальные: более двух десятков офицеров и мичманов, двадцать шесть матросов и старшин, командир, – погибли вместе с подводной лодкой. Они могли покинуть лодку с основной частью команды. Но герои-подводники сознательно не сделали этого, надеясь спасти свой корабль.

После гибели 7 апреля 1989 года атомной подводной лодки «Комсомолец» появилось много «умных и «дальнозорких» специалистов, которые задним числом стали давать оценки и рекомендации командирам кораблей, как надо было действовать в той или иной критической ситуации. В экстремальных условиях. Вероятно, они расценили описанный мной случай не как подвиг настоящих морских офицеров, до конца выполнивших свой воинский долг, а как бессмысленное геройство, приведшее подлодку к гибели.

Глупо и кощунственно.

На месте катастрофы на траурном митинге мы, со слезами на глазах, преклонили головы в

память героев и поклялись, что поступим так же, если потребуется.

Не скрывали слез ни молодой матрос, ни командующий флотом. Это были святые слезы, не из жалости, не из боязни ответственности, не от слабости, а слезы сильных людей, отдающих честь благородству, мужеству, героизму моряков, погибших на боевом посту во имя флота и долга Отечеству. Это было действительно так.

Несмотря на трагедию, учения по планам Верховного Главнокомандующего продолжались. Слишком много было поставлено на карту; оперативно-стратегические цели Вооруженных Сил Советского Союза, международный престиж государства, его авторитет.

«Первую скрипку» играл Военно-морской Флот. Крейсер «Мурманск», всего лишь маленькая тактическая единица реализации военно-политической государственной программы, блестяще справился с поставленными перед ним задачами.

Отлично отстрелял зачетные стрельбы всеми калибрами артиллерии в обстановке, приближенной к боевой. Надежно обеспечил деятельность штаба командующего флотом в боевой зоне. Корабль с честью подтвердил звание лучшего на Северном флоте.

На маневрах «Океан» наш экипаж открыл новую страницу славы в журнале истории Северного флота – так было сказано в итоговых приказах командующего флотом. После маневров я был награжден орденом Красной Звезды – и назначен командиром крейсера «Мурманск».

Испытание штормом

Погодные условия на Тихом океане или в Атлантике имеют свои особенности, свой нрав, свой характер. Знаменитые тайфуны на Тихом океане длятся, как правило, от трех до пяти суток, циклоны в Северной Атлантике – до трех суток. При этом они могут повторяться в определенном ритме в зависимости от времени года и нанизываться на бедное корабельное тело, как шашлык на шампур. Именно бедное тело, потому что, какой бы мощности крепости оно ни было, какими бы самыми всемореходными характеристиками ни обладало, взбунтовавшаяся стихия при неграмотном маневрировании сумеет его искромсать и искорежить.

Казалось бы, простая вещь: повернуть в открытом море на новый курс, имея вполне исправные машины и рулевое устройство. Право руля- курс – градусов- Но, во время тяжелого шторма это становится пыткой для корабля, его экипажа и, уж конечно, для командира, ответственного за их судьбу. Это искусство, тайна профессионального мастерства. Этому нельзя научиться по книгам, наставлениям, даже самым точным и подробным. Это надо испытать самому.

Высота волны достигает в тяжелом шторме 20 и более метров. Если расположить корабль лагом к волне (под углом 90 градусов к направлению бега), то он становится неуправляемым и беспомощным. Крен достигает предельной величины, и «все живое» может сместиться и сорваться вместе со штормовыми креплениями. А «все живое» – это грузы, механизмы, оборудование и такелаж внутренних помещений и верхней палубы, плавсредства, артиллерийские башни, ракетные установки. Корабль может и перевернуться.

Мне приходилось встречаться с такими штормами. Стоишь на мостике и все мысли направлены на одно, как повернуть на обратный курс, чтобы «все живое» осталось живым. Даешь команду экипажу приготовиться к повороту. Экипаж знает, что сейчас начнется светопреставление. Дополнительно раскрепляет себя и все, что рядом, по-штормовому. Снова мысль: все ли слышали, успели ли приготовиться? Пропускаешь очередной девятый вал и… с Богом: больше или меньше ход в зависимости от стороны поворота (на ветер или под ветер), право (лево) на борт – начало поворота.