Мой Бердяев

Здесь я рискну допустить, что доктор Лайтман и Бердяев – эзотерики – гностики – проблематизируют однотипное переживание, раскрывающее высший мир. Бердяев в «Самопознании» сообщает о спонтанном вторжении духа в его существование, в случае доктора Лайтмана «переход через максом» стал, по – видимому, плодом многолетнего каббалистического тренинга. Но обе практики «обращения» – «творчество» и «отдачу» – отличает светоносность. Доктор Лайтман, говоря о Творце, всегда имеет в виду Его явление в качестве Высшего Света. Бердяев творчество непременно связывает с духовным светом: познание (оно же – творение субъектом истинного – необъективированного мира) считает самовозгоранием света Логоса в бытии. В недрах человеческого существа Бердяев созерцает восход духовного Солнца. «Ich muss die Sonne sein» – «Я обязан быть Солнцем», – любил он повторять стих Ангелуса Силезиуса. Бердяев – христианин, и для него Высший Свет в догмате соотносим с Христом – воплотившимся Логосом. Но с другой стороны, Бердяев – экзистенциальный метафизик и гностик – с «Логосом» связывает не прямо Вторую Ипостась Бога Троицы, но «универсальный [т. е. космический. – Н.Б.] разум», «первоисточник Солнечной Истины». Она может обернуться и «судом над ложью мира, светом, обличающим тьму». Вообще «Истина есть не отражение мира таким, каким он есть и представляется, а есть борьба с тьмой и злом мира». По Бердяеву, всякое познание светоносно, даже если оно есть заурядная объективация, ибо «все лучи света исходят из Солнца», «Логос – Солнце спускается в падший, объективированный мир», нисходит в земную «логику». Но гнозис – познание высшее – следует в обход логики и нацелен на сам Логос: «я» творчески – познающее, выступившее из себя, в своей глубине «соприкасается с нуменальным духовным миром»[551]. Цель Лайтмана – опытно раскрыть Творца; цель Бердяева – постичь, в духовном свете Логоса, «универсальность и целостность раскрывающейся Истины»[552]

. Речь, по – видимому, идет об одном и том же особенном переживании.

3. «Бытие» в экзистенциализме Бердяева

«Метафизика возможна лишь как символика духовного опыта.»

Бердяев Н.[553]

Категория бытия (а это верховное понятие метафизической философии) в воззрении Бердяева особенно эзотерично. Вообще – то экзистенциализм – это философия существования, бывания; спрашивается, какое место в ней занимает «бытие»? В самом раннем программном труде Бердяева «Смысл творчества» (1914 – 1916 гг.) категория бытия представлена уже как переходная, подлежащая упразднению. Проблему бытия Бердяев ставит как проблему тварного бытия: «Бытие мира – тварное, сотворенное и творимое бытие». «Бытие» соотносится им с категориями Творца

и творчества, субъективизируется, динамизируется – вовлекается в процесс. Бытие у Бердяева словно не в силах сохранить покой и оборачивается существованием. «Тварность говорит о Творце», бытие – не только «сотворенное», но и «творимое»; более того – «мир сотворен не только тварным, но и творческим»[554]. Бердяев, понятно, здесь имеет в виду человека – творца. Всю жизнь он будет заниматься бытием

как творчеством, что́ и окажется для него существованием. В «Смысле творчества» тезисно представлено все учение Бердяева о бытии, трансформирующееся в учение о существовании: «Онтологически существует лишь один мир, одно божественное бытие. Но падение бытия раскололо и раздвоило его. Мир пришел в болезненное состояние. Мир «сей» и есть болезнь бытия ‹…›. Мир «иной» и есть здоровое бытие ‹…›. Мир «сей» должен быть преодолен и побежден»[555]. Преодолена и побеждена падшесть бытия будет не как – то иначе, но силою человеческого творчества: новая «творческая эпоха» станет «сверхкультурной», и человек, прежде созидающий культурные ценности, станет способным к «созданию нового бытия, продолжению дела Божьего творения», – человек здесь сравняется с Творцом[556]. Уже ранний Бердяев в своих гностических умозрениях наблюдает «распластование и распыление мира, переход [мира] в иное измерение». При этом как бы невзначай он говорит об «избавлении [мира] от материи»[557]. Мировое преображение стоит у Бердяева под знаком Апокалипсиса: «иное измерение» бытия у него помечено символами «Нового Иерусалима» – «нового неба и новой земли». «Творческий акт личности ‹…› расковывает бытие»[558]: вот, простой лишь на первый взгляд, тезис эзотерической онтологии Бердяева.