Мой Бердяев

Итак, «объективация» не раскрывает того, что в философии Бердяева признается за действительное бытие, иллюзорный «объект» – это не полноценное бытие. «То, что я называю эсхатологической метафизикой (она же есть экзистенциальная метафизика), не есть онтология, она отрицает стабилизированное бытие и предвидит конец бытия как объективации» (с. 135), – подлинное бытие обнаруживается на другом пути познания – на пути творчества. Бердяевские парадоксы и эзотеризм, усилие описать духовный мир посредством выворачивания наизнанку привычного гносеологического дискурса – гностическое сознание экзистенциалиста Бердяева бесконечно близко подступает к строю мысли каббалиста доктора Лайтмана. Мир ноуменов не отражается сознанием гностика, но творится им – высвечивается, как лучом, экстатическим актом духа из бытийственной тьмы. Психологически

рассуждая, речь у Бердяева идет о погружении субъекта в себя и о самонаблюдении; однако онтологически – а скорее экзистенциально – движение внутрь означает движение вовне, подлинно экстаз. Ведь субъективный дух погружен в океан духа мирового, человек есть микрокосм, так что акт творческого – духовного познания выводит субъекта в высший мир, что и есть обретение субъектом – творящим духом – чаемого им ноумена. Таким образом, для гнозиса настоящий объект – это именно субъект; чтобы познать то, что кажется миром внешним, надо обратиться вовнутрь. Но чтобы гностический – творческий опыт увенчался успехом, сознание познающего должно измениться – на пути ли естественной эволюции, в событии ли индивидуального преображения. Бердяев не разработал общезначимой методики такого изменения – расширения сознания, обретения человеком новых органов, – возврата внутрь него духовного Солнца. Выход в высший мир он определил как «творчество»: сам он переживал специфические явления духовного света при философствовании. Но вот, в книге «Смысл творчества» Бердяев обосновывает, что жизнь человека во всех ее аспектах должна превратиться в творчество – одухотвориться, осмыслиться, из овнешненной и иллюзорной стать бытийственно – реальной. И достоверно для Бердяева одно: человечество некогда вступит в «творческую эпоху», в «новый эон», в эру Духа. Тогда отношение человека к миру перестанет быть объективацией

духа, существование примет характер субъектности – мир вберется в «я», – «мир объектов» же растворится – исчезнет из восприятий человека, исчезнет и материя. Категориально, речь идет о конце «бытия», которое уступит место «Existenz» – «существованию», о торжестве богочеловечности над мировой падшестью, что мы увидим позднее.

Если в гностицизме Бердяева духовный мир раскрывается человеку в акте творчества

, то в Каббале доктора Лайтмана Свет Творца творение воспринимает в свойстве отдачи, уподобляющем тварь Творцу. В обоих воззрениях прорыв в сферу духа однотипен и при этом катастрофичен: творческий экстаз (у Бердяева) и переход через максом

(у М. Лайтмана) – это выстраданная прежде революция сознания. Описывая антропологический переворот, доктор Лайтман рассуждает совершенно по-бердяевски. У обычного человека «глаза» – т. е. интенция сознания – естественно обращена внутрь: то, что ему представляется миром внешним, на самом деле есть порождение его органов чувств и пребывает в его мозге. Во всяком случае, картины эти к внешней действительности отношения не имеют. Обычный человек, не устает повторять доктор Лайтман, создан эгоистом и его органы чувств суть получающие. Именно это замыкает его в себе, отрывая от Творца (желания отдачи) и подлинного бытия – Высшего Света, наполняющего творение. В действительное бытие человека выводит уподобление Творцу – акт отдачи. Отдающий человек обращен уже наружу – в светоносное пространство мироздания. Ясно, что «отдача» по Лайтману – это аналог «творчества» по Бердяеву. И одинаково трудно, в случаях и Бердяева, и Лайтмана, – вернее, попросту невозможно нам, профанам, которым доступен лишь эвклидовский опыт, представить себе действительность в обратным к нашим восприятиях – не вбирающих, поглощающих, а отдающих, излучающих, эманирующих. Ведь нам и нечего отдавать Творцу, говорит М. Лайтман, замечая, что Творец и не способен к получению. И думаю, каббалистический рав оценил бы по достоинству прекрасный гностический образ, приведенный в одной из последних книг Бердяева, – он восходит к древней мудрости[564]. «Падшесть человека выражается в выпадении Солнца из него вовне, он остается во тьме и получает свет от внешнего для него Солнца. Человек должен был бы быть Солнцем Мира, излучающим свет, но он распространяет свою тьму на всю космическую жизнь, которая перестала ему подчиняться. ‹…› Это и обозначает объективацию духовной жизни человека»[565]: в этих словах – весь Бердяев, но и, как мне представляется – Михаэль Лайтман.