Мой Бердяев

Итак, «бытие» – та категория, которая в философии Бердяева постоянно преодолевается «существованием», конкретизируемым как «творчество». Но не менее важна соотносимость бердяевского «бытия» с «небытием», – «небытие» же коррелятивно «свободе» и «злу». Как эти понятия трактуются в лайтмановской Каббале? Попробуем с этим разобраться.

«Бытие» – не последнее основание мира в метафизике Бердяева: «глубже бытия лежит Ungrund, бездонность, иррациональная тайна, первичная свобода, из бытия не выводимая»[566]. Бердяевский экзистенциализм исходит из «примата свободы над бытием, из добытийственной свободы»[567]

. Свобода как небытие обозначена у Бердяева греческим термином мэон, указывающим на потенциальность бытия, – свобода чревата бытием. Бердяеву очень импонировала теософия Я. Бёме – почти зримая образность его созерцаний, динамический духовный космос. И Бердяев переводит Бёме на собственный – полуфилософский – полумифологический язык, описывая то, что, в его вере, представляет истинную «первомистерию бытия» – сотворение мира. Ицхак Лурия такой «мистерией» считал цимцум – сокращение Высшего Света с появлением «пустого места», точки небытия, в которую затем входит световой луч. Эта первичная точка – ничто, из коего творятся миры, – в лурианской Каббале, истолкованной доктором Лайтманом, понимается как желание получать Свет

. Также и Бердяев, характеризуя «безосновную свободу» (т. е. ничто его метафизики), говорит о «страстном желании ничто стать чем – то»[568].

Каббала откровенно дуалистична в своих метафизических и квазиэтических постулатах. Существуют, противостоя друг другу, Творец и творение, желание отдавать (Свет) и желание наполняться; мировой – космогонический процесс есть их взаимодействие. Соответственно каббалистическая духовная практика признаёт «две линии» – правую и левую, причем ставится задача их гармонизации в линии «средней». На деле это означает рискованную (и на мой взгляд, проблематичную) работу со злом, т. е. «эгоизмом» получения: возрастание в «эгоизме» и «альтруизме» идет рука об руку. Бердяев, ставящий «свободу» над «Бытием», также вводит по сути второе начало в свою метафизику, а также в теологию. «Свободная воля», Ungrund, «ничто» есть и в Боге: ««В Боге есть природа ‹…›, Божественное Ничто ‹…›. Бог порождает, реализует себя из Божественного Ничто ‹…›»[569]

. Это похоже на софиологию С. Булгакова, где Божественная природа обозначена как София. У Бердяева «переход от небытия к бытию совершается через возгорание огня из свободы»[570] – во тьме Ungrund’a блистают вспышки света, что́ и есть «космологическая мистерия». Таков тот как бы зримый образ генезиса бытия по Бердяеву, о котором говорилось у меня выше. Дуализм света и тьмы, их таинственная игра – то, что несомненно роднит гнозис Бердяева с лурианской Каббалой. Бердяев претендует на то, что ему удалось философски уловить и описать эту самую «несотворенную» свободу

в ее переходе в бытие: «Тайна первичного существования с его свободой, с его творческим огнем раскрывается в сторону субъекта», – экзистенциализм Бердяева – это философия субъекта. Между тем бытие как «застывшая свобода», «затушенный и охлажденный огонь» проблематизируется онтологией: это философия объекта, порожденная «трансцендентальным сознанием»[571].