Мой Бердяев

Я ничего не имею против «науки Каббалы», а лично доктор Лайтман мне весьма симпатичен. Я воспринимаю его как человека редкой духовной силы, – могу обозначить это только привычным для меня словом «посвященный». Без доктора Лайтмана «наука Каббала» невозможна, – это видно и по плодам деятельности его достойнейших учеников[602]. Та «моя Каббала», которую я воспринимаю через Интернет, весьма интересная для исследователя и при этом абсолютно вегетарианская, для профанной публики никаких опасностей не представляющая. «Середнячок», на которого открыто ориентируется школа д-ра Лайтмана, просто не осведомлен о метафизике Каббалы, не задумывается о ней и озабочен в лучшем случае своим «исправлением», а то и тайным стремлением к «наслаждениям». Я придаю деятельности д-ра Лайтмана очень большое – но прежде всего академическое значение. Он занят практическим восстановлением древнейшей традиции – не только своего народа, но и всех мировых религий и культур, он ставит небывалый эксперимент по архаизации сознания современного человека. Исследования в этом направлении исключительно важны[603]. Лично мне «наука Каббала» многое прояснила в моем предмете – русской философии Серебряного века. Не стану говорить о социальных проектах основателя Бней Барух – я их полностью отрицаю, они даже не подлежат критике, – ценна, на мой взгляд, лишь его попытка реконструкции Каббалы.

Что такое Каббала? Пока можно сказать с определенностью: это оккультное учение, разновидность гнозиса, его природа дуалистична. Ориентация Каббалы на посюсторонний мир противопоставляет ее монотеистическим религиям. С Каббалой ассоциируется не Моисей – основатель религии Ягве и культа скинии Завета, законодатель древних иудеев, а вечный странник Авраам, который уловил неведомым нам органом тихий голос Единого Творца. И Авраам пошел на этот зов – «прямо к Творцу», став тем самым великим примером для каббалистов и для народа Израиля, как любит повторять доктор Лайтман, обозначая суть Каббалы.

5. «Христианский гнозис»[604]

Бердяева

«Отношения имманентного и трансцендентного относительны и парадоксальны.»

Бердяев Н.[605]

Философия Бердяева и «наука Каббала» очень близки не только в метафизике и этике, но также и в своих последних – религиозных (или квазирелигиозных) основаниях. Оба воззрения едины в стремлении ввести Высшую Силу – Бога

(Бердяев) или Творца (Лайтман) в сферу духовного опыта, – ввести теоретически, а не просто описать некое переживание[606]. Бог для Бердяева – это Богочеловек

почти в имманентном смысле, т. е. «Человекобог»; Творец для Лайтмана – Он же Природа, что, в частности, подтверждается для него единой гематрией этих слов на иврите. Трансцендентный Абсолют признается обоими: Лайтман обозначает его как «Ацмуто» – «Существующий сам по себе»[607]

, Бердяев говорит об апофатической «Тайне», «не выразимой ни в каких человеческих понятиях и словах»[608]. При этом положительным – катафатическим богословием Бердяева является, по его словам, «постижение человечности, божественной человечности Бога. Это и есть простая Истина христианского откровения» (с. 51). В исповедальном «Самопознании» Бердяев признаётся, что «мог принять и пережить христианство лишь как религию Богочеловечества»[609]. Это надо понимать так, что принять, как религиозный, Бердяев мог лишь свой мистический опыт[610], описанный им с привлечением некоторых христианских понятий; к традиционной религии всё это отношения не имеет. Бердяев убежден в «человечности Бога», хочет исповедовать «Бога страдающего, тоскующего по Другому, любящего и жертвенного» (с. 50). С другой стороны, вместе с С. Булгаковым, человека он считает отчасти «божественным» существом, ибо при сотворении человека Бог «вдунул» в него собственный дух. «Духовный» человек, по Бердяеву, «божественен». При этом человеческая духовность не природна, но и не благодатна: «духовный элемент в нем [человеке] – реальность особого рода» (с. 145). Бердяев, как и каббалист доктор Лайтман, рассматривает духовный мир в качестве лестницы – намечает ряд ступеней между человеком и Богом. Приватная «богочеловеческая» религия Бердяева опирается на представления о «божественной [т. е. Божией] человечности» и «человеческой божественности» (т. е. духовности), что́ сообщает ей имманентный характер: религиозная реальность для Бердяева – это реальность опытная. И поскольку духовный мир в принципе доступен для человека, уже нет смысла говорить о вере и становится уместным слово «знание».