Сесилия инстинктивно раздвинула ноги, но Рамзи снова принялся целовать ее и ласкать. И чем дольше длился поцелуй, тем сильнее крепла ее уверенность, что на шотландце слишком много одежды.
Нащупав пуговицы его рубашки, она начала их расстегивать. Тут Рамзи прервал поцелуй и, заглянув ей в глаза, с дрожью в голосе прошептал:
– О боже, если это сон, то клянусь…
– Это не сон. – Сесилия распахнула на нем рубашку и принялась холодными ладонями поглаживать его грудь и плечи. – И я очень хочу, чтобы утро не наступало как можно дольше, – добавила она, потрогав золотистые волоски у него на груди. А какая твердая у него грудь!… Как будто он сделан из железа…
Тут Рамзи навис над ней точно гигантский хищный кот, изготовившийся к прыжку. Но она и так уже была поймана. И вполне готова к тому, чтобы быть съеденной.
Сесилия уже добралась до застежки на его штанах, но Рамзи остановил ее.
– Позволь мне сначала по‑другому насладиться тобой, – попросил он. – Ведь когда ты разденешь меня, я уже не смогу остановиться.
– Не сможешь? – усмехнулась Сесилия. – Но ты же воплощение силы воли…
– Уже нет, – пробормотал огромный шотландец. – Когда ты рядом, вся моя воля куда‑то исчезает.
Рамзи принялся покрывать поцелуями ее тело, и его губы надолго задержались в ложбинке между грудями. Когда же он стал теребить губами и легонько покусывать ее соски, Сесилия не выдержала и с громким стоном выгнулась ему навстречу. Ее бедра тоже приподнялись, она почувствовала, что уже не в силах сдерживаться. Внезапно пальцы Рамзи коснулись треугольника волос между ее ног, а затем и интимных складок. Сесилия вздрогнула и еще громче застонала; ее бедра стали то и дело приподниматься, а по лону словно прокатился поток жидкого огня. Она почувствовала, как в нижней части живота что‑то накапливается и постепенно расширяется.
Тут Рамзи тоже застонал, и его губы, наконец‑то оторвавшиеся от ее груди, скользнули ниже. Сесилия же, ухватившись за его плечи, в отчаянии простонала:
– Нет, ты не должен…
– Конечно, должен, – отозвался он, раздвигая ее ноги.
Сесилия вскрикнула, задрожала и почти сразу покрылась потом: по всему телу ее словно прокатился жидкий огонь, когда Рамзи, потрогав самый чувствительный бугорок женской плоти, принялся ласкать губами и языком ее лоно.
Бессознательно вцепившись в его волосы, Сесилия пыталась оторвать любовника от себя – и в то же время ей ужасно хотелось, чтобы он никогда не прекращал свои порочные ласки. Она громко стонала и задыхалась, уже не понимая, на каком свете находится.
Горячее мужское дыхание на ее влажных складках опустошало и лишало способности говорить, а думать Сесилия сейчас могла лишь об одном: когда же язык любовника войдет в нее в очередной раз?
А потом Рамзи погрузил в нее палец. И в тот же миг душа ее словно отделилась от тела – и воспарила куда‑то в небеса и с туманной высоты наблюдала за происходящим.
Сесилия запрокинула голову, чувствуя, что блаженство вот‑вот захлестнет ее. И кто знает, как долго этот суровый шотландец с холодными глазами будет доставлять ей столь невероятное удовольствие? Пока что она находилась в его власти. Но ведь он‑то, в свою очередь, был в ее власти, не так ли?
Сесилии казалось, что она смотрела на свое тело как бы со стороны. Бедра ее конвульсивно подергивались, а по животу разливалась горячая волна. Рамзи же продолжал ее ласкать.
В какой‑то момент Сесилия поняла, что уж теперь‑то точно не сможет больше сдерживаться. А Рамзи, возможно, мог бесконечно долго отказывать себе во всем остальном, потому что в этот момент она была и его шоколадом и его шампанским. Она была его слабостью, его излишеством, и ей оставалось только надеяться, что так будет и впредь.
– Сдавайся, моя Сесилия. Не противься неизбежному. Тебе еще многое предстоит изведать. Я буду доставлять тебе наслаждение, пока ты не попросишь меня остановиться.
– Не останавливайся! – жалобно воскликнула она. – Никогда не останавливайся!
И он не остановился.
Дикий горец сделал все возможное, чтобы она воспарила к звездам, в небеса.
Его ласки становились все смелее, и Сесилия взорвалась, разлетевшись на мириады искр. Ввергнутая в эйфорию наивысшего наслаждения, она почувствовала, как все ее тело наполнилось негасимым светом.
«Моя Сесилия». Эти слова Рамзи проникли в ее сердце, они пульсировали в ней, поднимали ее все выше и выше, так что она и впрямь могла воспарить в небеса, если бы огромный и довольно тяжелый шотландец не удерживал ее на земле.
Когда сладкие судороги стихли, Сесилия в изнеможении рухнула на одеяла, все еще дрожа и пытаясь отдышаться.
Она ожидала, что теперь Рамзи навалится на нее и наконец‑то тоже получит удовольствие. Только он не спешил. Положив голову ей на живот, Рамзи отдыхал, а Сесилия перебирала пальцами его волосы, позолоченные лунным светом, и молчала, ибо не в силах была выразить свои чувства словами. Да и что она могла сказать?
Как могла Сесилия считать Рамзи холодным и бесчувственным? Ведь даже царившая сейчас тишина была наполнена смыслом.