Мой большой греческий ремонт

Вторая рыбная таверна, обычно нахваливаемая афинянами, расположена непосредственно в Эпидавре и называется «Мурья», что означает «шелковица». Заведение и в самом деле устроилось под кронами шелковичных деревьев, стоящих на берегу неподалеку от Малого амфитеатра. Мы не раз тут бывали и смогли по достоинству оценить рыбную кухню. Но, признаюсь, я недолюбливаю это место, и вот почему. Всякий раз, когда мы туда заходим и садимся за столик, хозяин спрашивает:

— Впервые в Греции, да? Ну и как вам у нас в Эпидавре?

Опять двадцать пять! Давясь от смеха, мы с Кузей снова и снова напоминаем толстяку, что мы тут далеко не впервые и зовут нас так-то и так-то. Однако в следующий раз этот диалог слово в слово повторяется вновь, в точности как в «Дне сурка».

По моему глубокому убеждению, человек, страдающий тотальной амнезией и полным отсутствием памяти на лица, в принципе способен принести родной таверне немало пользы. Он с успехом может разжигать угли для гриля, сидеть на кассе, протирать столы, выносить помои и выполнять другую важную работу. Вот только к посетителям подпускать его нельзя. Почему? Потому что для таверны клиентская база это все: основа сегодняшнего процветания, гарантия завтрашнего дня и залог будущего долголетия. А как, скажите на милость, создать эту самую базу, если ты не в силах опознать того, кто по идее мог бы стать завсегдатаем? По этой причине мы категорически расходимся с афинянами в части ресторанных рейтингов, с легким сердцем отдавая рыбное первенство «Посейдону», столь удачно сочетающему хорошую еду и дружественную атмосферу, напрочь отсутствующую в «Мурье».

Кстати, вы знаете о том, что аромат свежей рыбы и морепродуктов, так волнующий наши ноздри и желудки, с точки зрения сухаря-химика представляет собой всего лишь летучие соединения бензола и его производных? Фи, как прозаично!

* * *

Несмотря на все мои усилия, никакого противодействия пчелам оказать не удалось. В какой-то момент я перестал отслеживать ущерб, нанесенный мрамору и стенам, поскольку никакого практического проку в этом не было — дом давно поменял свой восхитительный апельсиновый цвет на камуфляжную расцветку.

Переговоры с хозяином пасеки, как я и предполагал, ни к чему не привели.

— Мои пчелы здоровы. Оставь их в покое! — бросил мне Илиас, не отрываясь от телевизора, транслировавшего любительские состязания по метанию дротиков в каком-то замызганном пабе.

Скажу честно, от жестокой расправы обитателей пасеки в этот момент спасла лишь моя глубокая любовь к меду. Дело в том, что я не употребляю в пищу сахар, и мед не только важнейшая часть моего рациона, но и самое любимое лакомство.

* * *

Есть! Тайна, окружавшая Баломеноса и мучившая меня в течение нескольких месяцев, раскрыта! Вот как это произошло.

В очередной четверг рано утром Баломенос, как обычно ни на миг не отрываясь от телефонной трубки, приветственно кивнул мне и жестом полководца направил своих людей в разные концы сада. На этот раз я старался ни на шаг не отходить от объекта слежки, чтобы не упустить ни одного слова.

Следуя как тень за ничего не подозревающим Баломеносом, я в какой-то момент оказался так близко, что смог расслышать звуки, исходившие из динамика, несмотря на то, что садовник в целях конспирации самым тщательным образом прижимал телефон к уху.

Какое разочарование! Прислушавшись, я понял, что Баломенос не вел никаких деловых переговоров и уж тем более не торговал государственными секретами.

На самом деле в тот день, а скорее всего, и во все остальные, он безостановочно слушал какой-то интернет-портал, транслировавший футбольные матчи. А редкие ответные реплики предназначались тем, чьи назойливые звонки нарушали гармонию мира, вынуждая Баломеноса на несколько досадных секунд отвлечься от игры. Что правда то правда: футбол в Греции культовый вид спорта, почти как в Бразилии.

Что касается лаванды, с таким упорством насаждаемой Баломеносом, ее плантации оказались настоящими хищниками почище иных сорняков и почти полностью задушили все, что росло вокруг. Поначалу я пытался их пересаживать, но где бы я ни вкопал лаванду, она тут же шла войной на соседей и одерживала быструю победу.

В конце концов я выкорчевал сначала один куст, потом два, потом три, а потом и все сразу. Та же судьба вскоре постигла и тимьян — то-то пчелы расстроятся. Зато на их месте очень скоро выросли посаженные моими руками душица, руккола, базилик, розмарин, перец, мята и еще куча всего вкусного и полезного.

А немного погодя мы и вовсе отказались от услуг команды Биньяриса-Баломеноса, посчитав ее работу неэффективной. Впрочем, иногда, когда возникает такая необходимость, я по старой памяти приглашаю Баломеноса для разовых операций. Дозвониться до него, как вы понимаете, чрезвычайно сложно. Если соединение все-таки происходит, садовник сдавленным шепотом обещает перезвонить — видно, опасается пропустить голевой момент.

51. Тридцать тысяч вторников