Мой человек

Мариша опять хмыкнула. Мы с Алёшей переглянулись. Дочка заметила этот перегляд. Я увидела, как краска стала заливать ее и так разрумянившееся от необычности всей ситуации лицо. Даже уши покраснели. Что, она так меня любит? Считает предательством то, что я пришла вдруг с незнакомым ей человеком, переглядываюсь с ним? Я быстро подошла к Марише и крепко ее обняла, она стала вырываться и, к сожалению, вырвалась, потому что выросла чуть-чуть выше меня ростом, сантиметра на три-четыре, и каждое утро отжимается. Мне не кажется это правильным женским упражнением, но Мариша упорно прибавляет по одному отжиманию в неделю.

– Хорошо, – тихо сказала я, – оставайся со своими обидками. А я пойду в ресторан.

– А есть что-нибудь дома съестное? – спросил Алёша. – Честное слово, я бы не уходил от вас.

– У нас дополнительного спального места нет. И вообще места нет, – отрезала Мариша.

Но прозвучало это так беспомощно и глупо, что Алёша не обиделся, а только стал смеяться. Он смеялся не зло, а как-то… как бы смеялся не взрослый человек, а Маришин ровесник. Мариша, вся красная и недовольная сама собой, застыла. Потом против своей воли улыбнулась и сама стала смеяться, так заразительно хохотал Алёша. Что уж было такого веселого в ее словах, я не знаю, мне смешно совсем не было. У меня, наоборот, выступили слезы от невозможности и идиотизма ситуации. От того, как предательски поступает со мной дочь. За что? Я разве когда-то так ее предавала? И что, если я пришла со своим товарищем из юности? Зачем так по-свински себя вести?

– Мам… – обернулась ко мне Мариша. – Ты что?

– Ничего.

– Мам… – Мариша подскочила ко мне, обняла. – Ты порезалась?

– Да, порезалась и плачу.

– Обо что?

– О грубость твою свинскую порезалась.

– Мам… – Мариша уткнулась мне в ухо, в волосы. – Ну, прости меня. Всё так навалилось… Этот юбилей, котята, еще ты вот… пришла… с гостем…

Я стала смеяться. Мариша отодвинулась от меня и подозрительно посмотрела.

– Что-то ты очень нервная сегодня…

– Я голодная. Я с работы. Я никогда не ем на работе, – объяснила я Алёше. – Не получается. У меня нет перерывов между группами. Должны быть, но нет.

– Я тоже не ем на работе, – засмеялся Алёша. – А раньше ел. Раньше в консерватории была хорошая столовая.

– А кем вы работаете в консерватории? – спросила Мариша так, как будто она училась не на первом курсе в МГУ, а в третьем классе.

– Уборщиком, Мариш. Собираю фантики после концерта. Тоже нужная профессия, – вздохнул Алёша. – Иногда, знаешь, сколько фантиков бывает? Особенно после детских абонементов. Я с одним нашим уборщиком часто разговариваю… Он из Узбекистана, учитель математики. Приехал сюда, пока здесь жил, у него там, дома, трое детей родилось…

Мариша удивленно посмотрела на Алёшу.

– Да-да, приезжает домой на лето, отдыхает там, руководит строительством дома. Двух жен нашел, детей завел, дом построил. У жен там сложные отношения, вот он мне рассказывает, переживает, спрашивает совета. Одна хочет быть главной, а вторая хочет быть свободной, ходить без платка, в брюках и в открытых платьях до колен. А главная ее ругает.

– Ты знаешь, как помирить двух жен? – спросила я Алёшу.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Нет.

– А что ему советуешь?

– На какие концерты ходить. Он на мои всегда приходит, потому что больше всего любит орган. Говорит, что живет на концерте другую жизнь. И что органная музыка – как ожившая математика. Живые формулы.

– Он может так сложно выражать свои мысли по-русски?

– Мне кажется, он именно это хочет сказать, – засмеялся Алёша.

– Вы играете на органе? – спросила Мариша с любопытством. – Это сложно?

Я только вздохнула и развела руками. Мариша, тонкая, начитанная, читавшая Гегеля, Ленина, Руссо, Вольтера, понятное дело Достоевского, Толстого, Шекспира, Чехова, всю остальную русскую классику (причем с удовольствием, иногда мне даже непонятным), задает вопросы, как глупая недоразвитая троечница.

Алёша спокойно улыбнулся.

– Да.

Мариша помолчала, отхлебывая чай, очень громко.

– Еще громче можно, – проговорила я.

Алёша посмотрел на меня, и Мариша поймала этот взгляд.

– Да я вообще могу уйти!

– Да успокойся ты, в самом деле! – с досадой сказала я. – Покажи лучше, какой ты хризопраз нашла в Крыму.

– Как с дурой со мной, да? Пожалуйста!..

Мариша отправилась в свою маленькую комнату и застряла там.

– Всё хорошо. Она ревнует, – тихо-тихо сказал мне Алёша. – Потому что чувствует, что есть к чему ревновать. Это же на таком уровне… – он показал рукой что-то невидимое на уровне груди. – Понимаешь? Она думает, что у нее отбирают ее самое важное и дорогое…

– Отбирают? – переспросила я от растерянности.