Мой друг, шахматист

Камера привычно выхватила знакомые фигурки, руки Влада, поправляющие объектив, и, как мне показалось на миг, женский силуэт, промелькнувший в дверном проеме.

Моя домашняя заготовка приказала долго жить уже на третье ходу. Влад явно был в ударе, играя нестандартно, ярко, рискованно. Добросовестно промучившись до пешечного эндшпиля, я понял, что моему королю никак не успеть перехватить лишнюю пешку черных, и сдался.

– Если есть желание, можем сыграть матч-реванш.

Благородное предложение нашло отклик в моем сердце. Я только попросил сделать кофе-паузу, на что мой оппонент сразу согласился. Возвращаясь с кухни, я застал Влада в той же позе. Единственным новым элементом натюрморта был дымящийся в круглом стакане чай с лимоном. Старомодный ажурный подстаканник охватывал тонкое стекло, и мне на миг показалось, что Влад – пассажир транзитного поезда, направляющийся в загадочную, полную мистических тайн, экспедицию.

Улыбнувшись своим грезам, я протянул фарфоровую чашечку к монитору, Влад подхватил мою шалость, и через миг мы уже чокались импровизированными бокалами.

Три партии я играл не отрываясь, напрочь позабыв о времени. Первые две уступил, но в третьей мне все же удалось поставить соперника в трудное положение. У нас уже было двукратное повторение позиции. Король белых путешествовал по первой горизонтали. Видимо, Влад искал приемлемое для себя продолжение. И пока что найти его не мог. Если и после третьего шаха он отведет своего короля на ту же клетку, по правилам я смогу записать в свой актив еще одну ничью. Ничья, конечно же, далеко не выигрыш. Но в борьбе с таким соперником, я уже привык довольствоваться малым.

– Да, прямо скажем, мое положение не из лёгких… – протянул Влад через минуту. Он потер подбородок левой ладонью, переместил указательный палец к верхней губе, и, смешно сведя зрачки к переносице, придал носу форму свиного пятачка. Я, не выдержав комизма ситуации, громко хохотнул.

Мне показалось, что за спиной Влада раздался сдержанный женский смешок.

– Костя, время сейчас уже позднее…

Я взглянул на часы и обомлел. И верно, шел двенадцатый час ночи. Вот уж засиделись, так засиделись!

– И… – вкрадчиво продолжил я, искренне надеясь на то, что сейчас противник объявит следующим ходом мировую.

– И я хотел бы отложить нашу партию до лучших времен, – неожиданно подытожил собеседник.

Боюсь, что разочарование в голосе при прощании выдало меня с головой.

Следующий выходной случился у меня гораздо раньше, чем я планировал. Отец, не склонный расслаблять коллектив празднованием тех красных дней календаря, что сменили свой колер на глазах 'поколения некст', на этот раз изменил себе. Сотрудникам было объявлено, что ближайшие три дня они могут провести, как душе угодно. 'В соответствии со своими политическими пристрастиями и псевдодемократическими амбициями', – как объявил нам юноша администратор с кривой ухмылкой.

Я не стал допытываться у бати о причине манифеста, даровавшего работникам три дня свободы от горячо обожаемого ими офиса. В конце концов, захочет – сам скажет. К тому же, я почти смог вернуться к обыденной жизни, и дал себя уговорить съездить на шашлыки в первый из подаренных дней.

Шашлыки случились отменные. Наташка из снабжения, вновь внесенная в реестр свободных женщин Подмосковья, поглядывала на меня с интересом.

И погода для глубокой осени стояла совсем даже неплохая. Да уж если напрямоту, – офигительная погода! Но мне чего-то не хватало.

Правы последователи Эскулапа, из чувства солидарности с пациентом, не утруждающие себя ношением белых халатов. Одна доминанта действительно заместилась другой. Поразительно, но я скучал по минутам, проведенным вместе с Владом!

На следующее утро сразу после душа, легкой зарядки и завтрака чемпиона – апельсиновый фрэш и два крохотных тоста, я оказался за монитором.

Влада я на этот раз застал врасплох. Инвалидное кресло, развернутое вполоборота к камере, непропорционально усохшая нижняя половина тела, обтянутая пресловутыми злосчастными трениками, страдальческое выражение, застывшее на осунувшемся лице. И всё это на фоне обшарпанной мебели и стен с осыпающейся штукатуркой. Я испытал состояние, когда на бегу вдруг врезаешься лбом в незамеченную стальную балку. Влад оторвал правую руку от левого предплечья. В ладони блеснула игла шприца.

Мужчина бросил шприц в сторону, в невидимую мусорную корзину, и принялся неловко раскатывать рукав рубашки.

– Здравствуй, Костя, – хрипло, совсем незнакомо прозвучал его голос.

– Извини что побеспокоил… – начал было я.

Но Влад только устало махнул правой рукой.

– Пустое. Приступ был. В этот день у меня всегда так.

– Почему именно сегодня? – вырвалось помимо воли. Я тут же прикусил язык, пожалев, что он работает быстрее, чем мозги. Но, как известно, слово не воробей. Вылетит – не поймаешь. Ответа Влада ждал с опаской.

Но тот как будто не заметил моей бестактности.

– Знаешь, Костя, а я даже рад, что ты про меня вспомнил именно сегодня.