Ее желудок в испуге заныл; Люсиль искренне надеялась, что он не съехал с катушек. Его голос не изменился, но, возможно, он мастерски умел скрывать опьянение.
О, пожалуйста, нет, молилась Люсиль, пока он вел ее через холл, пусть все будет не так. Торопясь и стараясь не отставать от него, она потянулась вперед в попытке – исподтишка – понюхать его шею, чтобы выяснить, не исходит ли от его тела запах алкоголя.
В следующее мгновение Джез резко остановился перед лестницей. От неожиданности Люсиль налетела на него сзади, больно ударившись носом о его лопатку.
– Ой… Боже, извини…
– Что ты делаешь? – Джез удивленно повернулся к ней.
Ладно, лучше все выяснить.
– У тебя странные глаза, и ты выглядишь немного дико, – смело заявила Люсиль. – Скажи, ты не пил?
Удивление на его лице сменилось весельем.
– Нет, – с улыбкой ответил ей Джез. – Совсем не пил.
Ладно. Дальше.
– Как насчет наркотиков?
Его улыбка стала шире.
– Никаких наркотиков, честно.
Не понимая, зачем он ведет ее вниз. Люсиль спросила:
– А где Селеста?
– Ходит по магазинам. После ланча завез ее в центр, а сам поехал домой.
– Я думала, тебя нет. Я недавно звонила, но никто не ответил.
– Внизу не слышно телефонных звонков, – объяснил Джез, идя с ней мимо плавательного бассейна.
– Но ты ведь услышал звонок в дверь. – Люсиль нахмурилась.
– Сюда.
Открыв левую дверь. Джез провел ее внутрь.
– О боже, – выдохнула Люсиль, – это твоя звукозаписывающая студия!
– Видишь? – Он указал на погасшую зеленую лампочку на стене над пультом. – Когда звонят во входную дверь, она загорается.
– Но что ты здесь делаешь? Сюзи сказала, ты сюда не заходил с тех пор, как… как…
– Верно. Не заходил. Но теперь я здесь. Садись, если хочешь. – Джез подвинул ей вращающийся стул: – Располагайся поудобнее.
Люсиль не могла сесть. Ее осенило, в чем тут дело.
– О нет, нет, нет, – тоскливо простонала она. – Это идея Сюзи. Она тебя заставила, верно? Все устроила… прошу тебя, правда, ты не обязан предоставлять мне студию, а я собираюсь своими руками задушить эту девицу, как только до нее доберусь…
– Шшш, перестань, успокойся. – Косички Люсиль, украшенные бусинами, неистово бряцали, пока она вертела головой из стороны в сторону. Джез твердо заявил: – Уверяю тебя, это не имеет никакого отношения к Сюзи. Никто не заставит меня совершать то, чего мне не хочется, и дело не в том, что я решил предоставить тебе студию. А сейчас, – он снова терпеливо указал на вращающийся стул, – я только хочу, чтобы ты села, послушала и высказала свое честное мнение. – И добавил со слабой улыбкой: – Свое суровое, но справедливое суждение.
Не зная, что ответить, Люсиль села. Она не могла вообразить, что ей предстояло услышать. Сжав руки коленями, она ждала, пока Джез возился с пленкой, и осматривала первоклассное оборудование. Впрочем, что она знала о звукозаписывающих студиях? Если все здесь было старше трех с половиной лет, то оно уже не было таким первоклассным.
Черт, вероятно, это уже антиквариат. Но все равно здесь были потрясающие ряды кнопок, переключателей, ручек и дисков. Предыдущий опыт Люсиль со звукозаписывающими студиями сводился к маленькому чулану под лестницей, поэтому все здесь произвело на нее впечатление.
Потом она перестала праздно оглядывать комнату и сосредоточила все свое внимание на музыке, потому что именно для этого Джез ее сюда и пригласил.
Его интересует мое мнение, думала Люсиль, поражаясь нелепости ситуации. Как если бы Эрик Клэптон спросил совета у мистера Никто.
– Ну? – спросил Джез через три минуты, когда отзвучала последняя нота.
Люсиль чувствовала, что волоски на ее спине встали дыбом. Она взглянула на костяшки пальцев и увидела, что они побледнели. Очень немногие песни оказывали на нее такой эффект, вызывая мурашки в районе позвоночника.
Вслух она произнесла:
– Я думаю, ты просто сумасшедший.
Лицо Джеза ничего не выражало.
– Почему?
– Потому что, если ты ее написал, я никак не понимаю, почему не выпустил. Конечно, я знаю, ты всегда играл тяжелый рок, но ведь ты бы мог записать сингл. – Ее глаза расширились от удивления, она протягивала к нему руки. – Вот, посмотри на меня… Я все еще дрожу! Эта музыка настолько хороша, разве ты не понимаешь? Но я уверена, что ты никогда не планировал ее ни для одного из своих альбомов, потому что она такая необычная… боже, как обидно!
– Она для тебя, – сказал Джез. – Я хочу, чтобы ты ее записала. Боже мой, не надо плакать.
– Ты не можешь так поступить. – Люсиль злилась на себя, потому что ей очень не хватало бумажных платков и приходилось использовать край своего бледно–желтого топа, чтобы вытереть глаза. – Ты не можешь отдать мне самую лучшую песню, которую ты когда–либо написал, только потому, что тебе меня жаль.
– Нет, нет, дело не в этом. – Тряхнув головой, Джез откинул непослушные волосы с глаз. – Я не чувствую к тебе жалости.