Мой мальчик

Элли и Зои нашли его на большой перемене. Когда они вошли, он сидел за партой, ел бутерброды и слушал, как Фрэнки Болл и Джулиет Лоуренс обсуждают какого-то парня из девятого класса.

– Вот он где, посмотри!

– Ага-а-а-а! Маркус!

Практически все в классе отвлеклись от своих дел и уставились на них. Было видно, что все они подумали: «Элли и Маркус ?» Даже Ники и Марк, которые уже несколько недель с ним не разговаривали и притворялись, будто не знакомы с Маркусом, оторвались от своего «Геймбоя»; Маркус надеялся, что благодаря этому один из них проиграет партию. Он чувствовал себя превосходно. Если бы сам Курт Кобейн вошел в класс в поисках Маркуса, челюсти его одноклассников не смогли бы отвалиться ниже.

– А вы на что уставились? Маркус – наш друг, правда, Маркус?

– Да, – сказал Маркус. Какими бы ни были его отношения с Зои и Элли, «да» было единственно верным ответом.

– Тогда давай, пошли. Не собираешься же ты проторчать здесь всю перемену? Пойдем к нам в класс. С этими сидеть никакого толку. Занудные уроды.

Маркус заметил, как некоторые из них покраснели, но никто не сказал ни слова. И не мог сказать, если только не хотел поссориться с Элли, а этого никто из присутствующих точно не хотел. Какой смысл? Даже миссис Моррисон не могла переспорить Элли; так какие же шансы были у Фрэнки Болл и всех остальных?

– Хорошо, – сказал Маркус. – Подожди минутку.

Он попросил их подождать, потому что просто хотел растянуть этот момент на подольше: не было никакой гарантии, что Элли и Зои еще раз снова придут за ним, а даже если и придут, то объявят на весь мир или хотя бы на ту его часть, что поглощала бутерброды в этом классе, что он их друг, а все остальные – просто занудные уроды. На это рассчитывать не приходилось. Но теперь, попросив их подождать, он не представлял, почему они, собственно, должны его ждать.

– Я… Мне захватить что-нибудь?

– Например? – спросила Зои. – Бутылку?

– Нет, может быть…

– Или презервативы? – спросила Элли. – Ты это имеешь в виду? Мы не можем заняться этим прямо здесь, в классе, Маркус, хотя мне бы этого хотелось. Слишком много народу.

Зои захохотала так сильно, что Маркус испугался, как бы ее не вырвало. Она закрыла глаза и сотрясалась в конвульсиях.

– Нет, я знаю… – Может быть, просьба подождать была с его стороны ошибкой. Он обратил мгновение своего торжества в целую вечность ужасного позора.

– Захвати себя самого, дорогой мой Маркус. Только побыстрее, хорошо?

Он чувствовал, что покраснел, и пассаж про презерватив – это уж было слишком. Но он все же смог дойти от своей парты до Элли и Зои на глазах у всего класса, а когда подошел к ним, Элли его поцеловала. Конечно, она над ним потешается, но это не имеет значения; в его классе было немного тех, кого Элли удостоила бы плевком, и еще меньше тех, кто мог рассчитывать на поцелуй. «Дурной славы не бывает», – как-то раз сказал его отец, очень давно, когда Маркус спросил его, почему какой-то актер позволил Ноэлю Эдмондсу [42] вылить себе на голову какую-то гадость, и теперь он понял, что это означало. Элли как бы тоже вылила ему что-то на голову, но это и вправду того стоило.

Класс Элли был этажом выше, и по пути туда они встретили немало удивленных лиц, на всех было написано: «Черт возьми, неужели это Маркус с Элли?» Один из учителей даже остановился, чтобы спросить, все ли у него в порядке, как будто все находящиеся рядом с Элли или похищены ею, или подвергаются промывке мозгов.

– Мы решили его усыновить, сэр, – сказала Элли.

– Я не тебя спрашиваю, Элли. Я с ним разговариваю.

– Они решили меня усыновить, сэр, – подтвердил Маркус. Он не пытался шутить, а просто подумал, что было бы разумно повторить слова Элли, но все равно это вызвало всеобщий смех.

– Ты и мечтать не мог бы о более ответственных родителях, – произнес учитель.

– Ха-ха, – ответил Маркус, хоть и не был уверен, что на сей раз это стоило говорить.

– Мы воспринимаем это как комплимент, – вступила Элли. – Спасибо. Мы присмотрим за ним. Доставим его домой к двенадцати и так далее.

– Уж постарайтесь, – попросил учитель, – только желательно живым и здоровым.

Элли заставила Маркуса остаться за дверью класса, пока объявляла его выход. Он слышал, как она кричит:

– Все, внимание! Хочу представить вам Маркуса. Единственного поклонника Курта Кобейна в этой дерьмовой школе. Входи, Маркус.

Он вошел в класс. Народу в нем было немного, но все присутствующие засмеялись, увидев его.

– Я не говорил, что я поклонник «Нирваны», – возразил он. – Я сказал, что у них хороший ритм и что обложка их альбома что-то означает.

Все снова засмеялись. Элли и Зои гордо стояли рядом с ним, как будто он только что проделал фокус, о котором они всем рассказывали, а им никто не верил. И он действительно чувствовал себя так, будто его усыновили.