Мой мальчик

Глава 22

Уилл пытался не думать о Рождестве, но по мере его приближения постепенно решил отказаться от первоначального плана посмотреть пару сотен видеофильмов и выкурить пару тысяч косяков – выходило как-то непразднично. Даже зная, что любые празднества всегда сопровождаются непременным исполнением проклятой песни, Уилл не хотел полностью от них отказываться. Он подумал, что, проводя Рождество тем или иным образом, ты как бы демонстрируешь всему миру, насколько хорошо в нем устроился, насколько глубоки корни, которые ты успел пустить в этой жизни; поэтому три праздничных дня, проведенные в отключке наедине с собой, могут сказать о тебе нечто такое, чего бы тебе совсем не хотелось услышать.

Поэтому он решил провести Рождество в лоне семьи – не своей, по причине отсутствия таковой, а просто семьи. Правда, была одна семья, общества которой он пытался всеми силами избежать: он понимал, что ни за что на свете не согласится провести Рождество за поглощением вегетарианского жаркого, без телевизора, распевая рождественские гимны с закрытыми глазами. Но тут ему следовало проявить осмотрительность, ведь стоит лишь поплыть по воле волн, как тебя тут же вынесет на мель, поэтому Уиллу следовало срочно начать выгребать против течения.

Твердо и бесповоротно решив накануне не праздновать Рождество в обществе Фионы и Маркуса, он, к собственному удивлению, на следующий день принял приглашение Маркуса.

– Хочешь встретить Рождество с нами? – спросил Маркус, даже не войдя в квартиру.

– Хм… – сказал Уилл, – это очень мило с твоей стороны.

– Хорошо.

– Я всего лишь сказал, что с твоей стороны очень мило пригласить меня.

– Но ты ведь придешь?

– Не знаю.

– Почему?

– Потому что…

– Ты что, не хочешь?

– Нет, конечно, хочу, но… А твоя мама?

– Она тоже там будет.

– Да, я об этом догадался. Но она не обрадуется, если я приду.

– Я уже поговорил с ней об этом. Я сказал, что хочу пригласить друга, и она согласилась.

– Так ты ей не сказал, что я и есть тот самый друг?

– Нет, но я думаю, она догадалась.

– Как?

– У меня ведь больше нет друзей, правда?

– Она знает, что ты по-прежнему ходишь сюда?

– Наверное. Она перестала меня спрашивать, так что, скорее всего, больше не переживает из-за этого.

– А может, все-таки есть кто-то, кого бы ты с большей охотой пригласил?

– Конечно нет. А если бы таковые и были, то их не отпустили бы к нам на рождественский обед. Они пошли бы к себе домой. Правда, идти им было бы особенно некуда, потому что они у себя дома и живут, да?

Уилла этот разговор утомил. В своей обычной хитрой и извращенной манере Маркус пытался сказать, что ему не хочется оставлять Уилла под Рождество в одиночестве.

– Я еще не знаю, какие у меня планы.

– А куда ты еще можешь пойти?

– Никуда, но…

Все прорехи в разговоре обычно заполнял Маркус. Он всегда был начеку, и любые «хм…», «а…» и «но…» рассматривал как возможность перевести разговор на абсолютно другую тему. Правда, сейчас он почему-то решил оставить свою обычную тактику и испытующе уставился на Уилла.

– Ты что смотришь? – в итоге спросил Уилл.

– Я не смотрю. Я просто жду ответа на вопрос.

– Я ответил. Я сказал «никуда».

– Ты сказал: «Никуда, но…» Я ждал продолжения.

– Да забудь. Я никуда не иду на Рождество.

– Значит, ты можешь прийти к нам.

– Да, но…

– Что «но…»?

– Прекрати все время спрашивать меня «что „но…“?»!

– Почему?

– Потому что это невежливо.

– Почему?

– Потому что… Потому что у меня есть сомнения, вот я постоянно и повторяю «но». Просто я не на сто процентов уверен, что хочу пойти к вам домой на Рождество.

– Почему?

– Ты что, издеваешься?

– Нет.

И это было правдой: Маркус никогда ни над кем намеренно не издевался. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что мальчику просто любопытно и что это любопытство ни на миг не ослабевает. Разговор тянулся так долго, что Уилл давно перестал чувствовать себя в своей тарелке и уже начал переживать, что в конце концов ему придется-таки высказать жестокую правду. А заключалась она в том, что мама Маркуса, как и он сам, ненормальная; что, даже если не принимать во внимание их невменяемость, все равно оба они – неудачники; что Уилл не может представить себе более мрачного Рождества; что он охотнее вернется к своему изначальному плану обкуриться и всю ночь смотреть телик, чем станет ломать с кем-нибудь из них на счастье куриную косточку, и что любой нормальный человек согласился бы с ним. Если парень не понимает намеков, то что ему еще остается? Разве только…

– Извини, Маркус, я был груб. Я с удовольствием отпраздную Рождество вместе с вами.

Это и был его второй вариант. Не предпочтительный, но тоже вариант.