Попросил работу. Оказалось, что им во Дворце спорта надо было выставку организовать, а это пятнадцать стендов на плитах ДСП! Они предложили мне руководить этим делом. Говорят, мол, сделаешь – отработку зачтем. Согласился. Но оказалось, что ничего нет: ни ДСП, ни художников, ни красок.
За 10 дней мы все сделали, до сих пор не верится! Первые полдня у меня был шок. Главное – ввязаться в бой. Так я и пишу внуку Ване. Ввязаться, работать и верить, верить и работать.
За эту работу меня взяли в комитет института, но пробыл я там до первого собрания, на котором узнал, что наш комитет собирал деньги со студотрядов и делил их между собой. Я не стал брать деньги и ушел… Но до этого случая я успел умчаться домой.
Я ехал по Транссибу, по одной из главных артерий страны. Позже я напишу об этом подробнее.
Я ждал Байкал, до этого я проезжал его ночью. Я смотрел на славное море, на чудо природы, огромное хранилище пресной воды, а думал о первой родине – острове Ольхоне, где родился.
Я вспоминал рассказы отца об острове. Я надеялся, что еще съездим с папой на остров, он хотел… Но жизнь сложилась так, что я побывал там только через много лет, уже в XXI веке.
Я родился на Ольхоне холодным летом 1953 года, как в фильме с одноименном названием, где играл великий актер Р. Плятт. Зачали меня где-то в ноябре, а родился я 7 августа – между двумя этими знаменательными событиями расположилась смерть Сталина. В маме я находился половину времени при Сталине, половину – без него. Может, поэтому во мне уже гуляла свобода…
Кроме родителей, со мной на Ольхоне жила сестра Таня, которая родилась в Нерчинске – самом древнем городе в Забайкалье, куда китайцы до сих пор приезжают посмотреть на документы Нерчинского договора, по которому они владели Приморским краем и частью Забайкалья. Говорят, что свой оригинал договора они утеряли.
Тогда я вспоминал, как папа говорил, что Ольхон – лучшее место на Земле, какие там красоты хоть летом, хоть зимой! Он рассказывал, как нес сига домой, а хвост рыбы тащился по песку… Еще говорил про бруснику и кедровые шишки, про страшные штормы, про ветра Баргузин и Сарма, про гибель людей…
А мама вспоминала, как кормила меня молоком. В магазинах, кроме рыбы и хлеба, не было ничего, поэтому молоко для меня брали у местных бурятов. Мама сама не могла пить молоко, которое доили в грязные ведра. Она, выросшая в деревне, где на дойку брали не только чистое ведро для молока, но и второе ведро с теплой водой, чтобы помыть вымя, видела в этом молоке сено и грязь, а запах вызывал у нее отвращение.
Я пил и получил мощный иммунитет. Так что, находясь среди больных ковидом неделями, не ощутил его. Все в жизни имеет плохую и хорошую сторону, но никогда не знаешь, что же выпадет тебе – орел или орешка, а посему зацикливаться на том, что плохого тебе сделали, не надо. Лучше исправить все то плохое, что сделал сам…
А еще мама рассказывала, что они постоянно ели омуля, хариуса, сигу, да еще и пекли в основном из рыбьей муки, иногда добавляя пшеничную, поэтому рыба опостылела, даже желудок ее не принимал… Сейчас мы с удовольствием едим такую прекрасную рыбу, а тогда она была в тягость.
В родном доме ты набираешься сил, энергии. В нем тебя ждут всегда, с любыми проблемами.
Летом мы опять встретились все вместе в обстановке безоблачного счастья. У папы после аварии болела спина и ноги, поэтому мы часто делали ему массаж, чтобы как-то поддержать здоровье. Мы не учились премудростям этого занятия – пальцы сами научились чувствовать. Я с тех пор делал массаж разным людям.
Но два случая запомнились особо.
Совсем недавно к нам в Томск приезжала большая делегация евреев по случаю передачи старого деревянного здания под синагогу. Приехал даже московский представитель Лазарь.
Мне звонит Витя Радченко, банный человек, с которым мы в одну баню ходим лет 15. Он отличный парильщик и любит это дело. Так вот, он просит меня помочь попарить делегацию евреев, что расположилась в спорткомплексе «Томь». Что делать? Надо помочь, хотя из меня парильщик, мягко говоря, не очень хороший, но махать веником могу.
Начали в девять вечера, попарили человек 40 минимум по два раза. Выжили, нагрузка была больше на Вите. Где-то через час мелочь исчезла и пришли раввины Сибири и Москвы. Мы не только парили, но выводили их на снег, приносили снег в тазах – в общем, учили всем прелестям русской бани. Бросились в глаза нежные, как у детей, тела подопечных.
А я предложил еще и массаж. Сделал Лазарю, поправил ему спину. У него еще родимое пятно у позвоночника с левой стороны. Говорю:
– Все нормально, связь с космосом есть…
– Сколько работаете массажистом? – спросил он.
– Сколько себя помню.
Он 20 евро кладет и говорит, что мой массаж получше, чем у московских. Я и не сомневался, ведь практика у меня большая.