Мои молодые годы

Газета состояла из трех листов ватмана. На первом листе был нарисован наш генеральный директор с нагайкой среди свиней подсобного хозяйства, а на свинье была написана ее себестоимость за 1 кг – 8,5 рублей. Начальник лаборатории Семиглазов сидел и отчитывал за опоздание сотрудника словами: «Я шел за тобой возле спорттоваров, когда было уже без пяти восемь». Парторг отдела Нуйкин сидел на стройке, курил и говорил: «Ну еще пять минут покурим и перерыв…». Еще мы много критиковали очередь на жилье.

Газету вывесили в 07:45. Когда через 10 минут я вышел в коридор, то, честно говоря, испугался реально, как никогда прежде. Возле газеты была толпа народа, люди лезли так, словно в магазине выбросили дефицитный товар.

В 08:05 наш парторг Нуйкин бросил газету мне на стол и пригласил нас на собрание, которое должно было состояться в пять вечера.

Пропуска от «Полюса» у нас отобрали. Мои соратники по газете чувствовали себя плохо, но я их успокоил тем, что писал все в газете я. Девушка была беременная, поэтому я два часа уговаривал, чтобы ее отпустили. Уговорил.

Остались мы с Серегой. Я пошел в библиотеку почитать указы правительства и партии о критике, чтобы отвечать на выпады на собрании.

На собрании сначала звучали слова обвинения чуть ли не в создании польской солидарности в Томске. Кто-то говорил, что надо было вместо людей изображать животных. Нуйкин подверг критике газету, а я ему сказал: «Извини, но мы же с тобой сидели и ждали, пока эта отработка закончится. Это и твои слова. Ведь я продернул эту ситуацию, потому что неправильно радиотехнику работать строителем». Семиглазову тоже сказал, что это его слова, и они реальны. Голубевым с нагайкой я хотел подчеркнуть убыточность подсобного хозяйства – больше ничего. В общем, я отбивался как мог.

Мне вынесли общественное порицание, но могло бы быть хуже, если бы многие не списывали мое поведение на молодость, ошибку. Это уже была какая-никакая, но поддержка.

В общем, обошлось, но после Нового года я понял, что мои перспективы стали угасать. К хорошим проектам меня больше не прикрепляли, стали поручать какие-то разовые работы. О квартире можно было забыть. И, несмотря на нормальные отношения с большинством сотрудников, я понимал, что моя карьера в «Полюсе» завершена. Некоторую несправедливость я чувствовал еще год-два, а потом решил, что в отношении Голубева я не имел никакого морального права предпринимать какие-то действия, потому что благодаря ему было создано прекрасное предприятие, продукция которого до сих пор стоит на многих ракетах, подводных лодках и даже на «Буране».

Позже я узнал один штрих его биографии. Голубев был членом обкома (или горкома) партии и часто выступал с критикой Лигачева. Лигачев недолюбливал Голубева за независимость суждений. Однажды он узнал, что Голубев справлял день рождения в «Окуньке», и потребовал отчет о затратах на праздник. Тот предоставил описание всех блюд и доказательство, что все покупалось на его личные деньги. Голубев был настоящим коммунистом и честным человеком!

Конечно, с другой стороны, он мог бы дать команду забыть об этом случае, но, видимо, считал, что если дать волю одной ситуации, то появится другая… Такие были времена.

VIII

Уволился из «Полюса» я в июле 1981 года. В то время рядом с нашим домом один человек принялся реставрировать дом, в котором жил Кошурников. Один, своими руками, он построил дом заново. Это был Николай Безруких – талантливый человек со светлой головой и большим сердцем. Он работал в НИИПП ведущим инженером. «Томскреставрация» предложила ему за работу квартиру в этом доме. Этот дом до сих пор спокойно стоит и помнит руки и пот Николая.

Я походил в поисках работы, но особых вариантов не было. Промышленные предприятия к себе не брали, почему-то отказывали на второй день. И я пошел в «Красное знамя» устраиваться внештатным корреспондентом, решил освещать правду. Особых надежд я не испытывал после скандала с газетой. Но в жизни бывают повороты, которые порой нельзя объяснить.

Меня послали в отдел промышленности к Заплатину (по-моему, он Виктор Всеволодович). А тот, посмотрев документы, даже обрадовался и сказал: «Давайте попробуем». Вскоре мне выдали первое задание: нужно было написать о заводе режущих инструментов, который в то время занимал огромную территорию между улицами Учебной и Нахимова, а проходная была со стороны Вершинина. Инструктаж был следующим: «Зайдешь к парторгу завода. Обсудите с ним тему экономии металла. Вперед!»

Завод поставлял режущий инструмент более чем в 50 стран, в том числе и в Германию.

И вот я прохожу проходную, иду между цехов и вдруг вижу, что слева стоит много контейнеров со стружкой. Захожу в заготовительный цех и нахожу начальника:

– Что-то у вас там стружки много, – подмечаю я.

А он говорит:

– Понимаете, поставщики часто доставляют металл большего диаметра, чем требуется, иногда и качество страдает, а еще…