Мой номер — первый

Мало кто из нашего брата может относиться к коллеге так по-товарищески. Всегда буду Венцелю признателен за душевность.

Сам я много говорить не мог. Не только потому, что после каждого напряженного матча на какое-то время у меня садится голос (накричусь, давая указания защитникам, больше, чем самый яростный болельщик). Во время ключевых матчей, когда трибуны грохочут, я обязан перекрывать шум. Не только я — Таборский, Лала, Поплухар и Гелета тоже едва ворочали языками. На нас, футболистах задних линий, лежала тяжесть поединка. Но была и другая причина, объяснявшая мое молчание: огромная усталость. И не столько физическая: вратарь отдает куда меньше сил по сравнению с полевыми игроками, хотя и должен обладать такой же выносливостью, как они. Речь идет об усталости нервной. Глядеть в оба на протяжении всех девяноста минут, постоянно анализировать обстановку и принимать решения — серьезная нагрузка на нервную систему.

В ходе матча практически нет времени расслабиться и перевести дух, даже когда игра ведется далеко от ворот. Я же вдобавок опасаюсь отключаться в благоприятной обстановке, так как мне кажется, что могу «заснуть» и в нужный момент как следует не соберусь. Предпочитаю быть начеку весь матч, напряженно следить за происходящим вокруг. Поэтому охотнее иду на игру, немного недоспав (это лучше, чем переспать: в последнем случае я излишне спокоен, мне не удается достичь степени бодрости, необходимой для уверенной игры. За это расплачиваюсь нервным истощением). После матча избегаю смотреть на себя в зеркало. Знаю, что бледен, выгляжу усталым — лет на десять старше себя самого. Перед игрой не ем, чтобы не чувствовать себя вялым (с полным желудком отстоять «смену» в воротах непросто). Сразу после матча тоже не могу смотреть на еду. Тело, находящееся еще во власти нервного напряжения, отвергает самые изысканные деликатесы.

Когда матч завершился, мы оказались вместе с игроками английской команды на банкете. Но я едва притронулся к закускам, в то время как некоторые товарищи по команде и соперники отсутствием аппетита не страдали. Я находился в прострации. Даже с Бенксом, который сидел против меня, не перекинулся ни единым словом, хотя в иное время с удовольствием задал бы ему не один вопрос.

Мечтал как можно скорее добраться до постели. Но, попав в нее, никак не мог заснуть. Такое повторяется со мной после каждой серьезной игры. Учащается пульс, все внутри ходит ходуном и не скоро возвращается в норму. Пытаюсь отвлечься, но перед глазами снова и снова прокручивается весь поединок. Как на экране. С той разницей, что пленка сильно изрезана. Обычно особенно долго держатся в памяти неудачные эпизоды. Каждый пропущенный гол является мне по десять, двадцать раз кряду. Даже если нет моей вины, прикидываю: все ли сделал, чтобы отстоять ворота?

На другой день во всех английских газетах публиковались снимки тех или иных эпизодов у наших ворот. На всех фотографиях я был запечатлен под самыми разными углами. В форме вратаря сам себе я не очень нравлюсь. В длинных брюках от тренировочного костюма выгляжу еще куда ни шло, но в обычных трусиках мои бедра кажутся слишком объемными, а весь я себе представляюсь этаким громилой. Но газеты оценивали меня не с этой точки: «Самоуверенность Англии постепенно улетучилась, разбившись о прекрасную игру вратаря Иво Виктора, поддержанного защитниками, которые принимали удары на себя, не боялись единоборств с нападающими»,— писала «Дейли миррор». «Победа Виктора тем более убедительна, что англичане нанесли 35 ударов по его воротам»,— констатировала «Дейли мейл». А агентство Рейтер назвало Поплухара и меня «чехословацкими звездами».

Я почувствовал, что, хотя и оставался в тот день самим собой, в моей жизни наступила известная перемена. Никогда не разговаривал с таким числом журналистов. Ждали меня уже за завтраком. Ситуация повторилась и через два дня в Голландии, куда мы прибыли из Лондона. Там мы тоже не ударили в грязь лицом — даже победили хозяев поля (2:1). А на пражском аэродроме меня фотографировали как кинозвезду, говорили со мной как с героем «Уэмбли».

В Лондон я прилетел совершенно неизвестным голкипером, к которому никто не проявлял ни малейшего интереса. Удавшийся матч с чемпионами мира и телетрансляция его почти на все страны Европы сделали мне имя. Конечно, успех окрылял, хотя принадлежал нс только мне. Я уже говорил, и хочу подчеркнуть снова, что без надежной игры преимущественно задней линии голкиперу ворота не спасти. Не знал, что делать с обретенной славой. Чувствовал, что она имеет и оборотную сторону, изнанку. Что будет и источником неприятностей. Но, конечно, был рад, что заслужил признание и нашего легендарного вратаря Франтишека Планички. С гордостью прочитал в газетах его оценку моих действий: «Восхищен игрой Виктора, по крайней мере трижды спасшего ворота от верных голов. Играл он блестяще и доказал, что мы располагаем отличным вратарем. Своей игрой он доставил мне большое удовольствие».