Мой отец Иоахим фон Риббентроп. «Никогда против России!»

Уже в 1936 году Рузвельт в речи перед Конгрессом обрушился на «Have-not»-нации («неимущие» нации): они не выказали «необходимого терпения» для достижения разумных и законных целей путем мирных переговоров или обращения к «отзывчивому чувству справедливости международного сообщества». Понятие «неимущие» — в то время под ним подразумевались, главным образом, Италия и Япония, но также и Германия, естественно, указывалась в этой связи в качестве третьей нации — использовалось и тогдашней немецкой прессой. Помню разговор с родителями в Лондоне, отец считал это выражение неудачным. Представлять себя в качестве «неимущего» означает заниматься самоочернением, намекая на наличие ограниченных материальных ресурсов, с одной стороны, и агрессивности — с другой. В качестве посла в Англии он, однако, не имел никакого влияния на терминологию немецкой прессы. Так же и позднее, будучи министром иностранных дел, он не смог добиться однозначных полномочий в отношении немецкой пропаганды за рубежом. Они представляли собой, очевидно, не без одобрения Гитлера, постоянное яблоко раздора между Министерством иностранных дел и Министерством пропаганды.

Самое позднее со знаменитой «карантинной речи» 5 октября 1937 года Рузвельт уже определился в направлении своей внешней политики против Японии, Италии, а также и против рейха. Агрессивная формулировка звучала одновременно просто: «against Dictators» («против диктаторов»). Вновь лондонское воспоминание — родители констатировали в то время: «Это новая форма пропаганды против Германии», ведь лозунг «against Dictators» был направлен в первую очередь против Германии. Советский Союз был почти полностью исключен, он сначала должен был напасть на Финляндию, прежде чем Рузвельт перед лицом волны возмущения агрессией в Америке публично заявил — или в год выборов 1940-й вынужден был заявить — он представляет из себя такую же «диктатуру, как и любая другая». За Италию, вообще говоря, жестко не брались, надеялись, что смогут оторвать ее от «оси». Об остальных диктатурах или квазидиктатурах в Европе и в мире не говорилось; стоит упомянуть здесь лишь Испанию, Португалию, Италию, Турцию, Польшу, Венгрию, Австрию, Югославию, Китай, Японию и ряд стран Южной и Центральной Америки.

Соединенные Штаты видели в Японии своего противника в Восточной Азии, отсюда политика улучшения отношений с Советским Союзом была понятна, однако Советское государство было диаметрально противоположно принципам «свободы» и «демократии», знаменем, под которым американцы вскоре поведут политические и, в конечном итоге, военные «крестовые походы»[307]

. В то время как в отношении радикальнейшего и жесточайшего диктаторского режима Рузвельт делал ставку на «appeasement» («умиротворение»), Германию и Японию он провоцировал все более круто. Рузвельт нуждался в Японии, чтобы peu à peu (мало-помалу) взрастить тревогу американцев по поводу безопасности их страны. Япония вела экспансию в материковой части Китая и ставила, таким образом, традиционную американскую политику «открытого Китая» под вопрос.

Американская политика должна была, по возможности, предотвратить восточную политику рейха, то есть взаимопонимание с Советским Союзом, получившее известность как «политика Рапалло». Итак, Рузвельт раскрыл объятия Советскому Союзу, хотя между 1933 и 1939 годами и представлялось мало актуальных поводов для такого шага. Выбор Рузвельта в пользу Советского Союза означал установку международно-политических вех первого порядка, в смысле позиции, которую США намеревались в будущем занять в мировой политике.

Две крупных державы решающим образом повлияли в двадцатом веке на политические события в мире. Это были не традиционные «великие державы» Европы, то есть Великобритания, Франция и Германский рейх, но США и Советский Союз, явившиеся ключевыми державами мировой политики.

Обе великие державы пользовались подкупающими идеологиями. Россия провозгласила для будущего «обетованную землю социализма», Соединенные Штаты — усовершенствованную демократию и «антиколониализм». Когда я говорю, что они «пользовались» идеологиями, то это означает, что данные идеологии для руководства обеих держав являлись инструментами не только для мотивации своих масс прилагать усилия для осуществления однозначно империалистических целей (в какой бы форме, будь то экономической или военной, эти цели ни выступали), но и для поиска союзников, прежде всего, в «третьем мире».