Мой театр. По страницам дневника. Книга II

С кордебалетом Буканова работала очень профессионально, со вкусом и пониманием материала. Ведь «Шопениана» – балет, очень сложный стилистически. Его в театре с этой точки зрения уже давно никто не репетировал.

Там в хореографии нет технических трюков, до которых так падка современная публика. Ее гениальность в тончайших нюансах танца, его воздушности, интерпретации движений. И у солистов, и у массы важен каждый пальчик руки, наклон головы, поворот корпуса, чистота позиций в ногах… Допустим, кордебалет, 18 артисток, делает на восемь счетов «припадания», и надо, чтобы их руки одновременно все восемь счетов плавно поднимались наверх. В ГАБТе давно никто этого не делал, делали кому как вздумается.

Пришлось озаботиться и костюмами. В воспоминаниях Фокина есть любопытные подробности, связанные с постановкой в 1908 году его 2-й «Шопенианы» (первая редакция содержала в себе сюжет и характерные танцы). Спектакль создавался на деньги благотворительного общества, и, чтобы не вводить организаторов в лишние расходы, из костюмерной императорского Мариинского театра взяли старые тюники. Фокин не указал, из какого именно балета, но, скорее всего, из II акта «Жизели». Известно, что на премьере этой «Шопенианы» артистки танцевали в костюмах белого цвета.

Позднее Фокин писал о желании увидеть этот балет в тюниках нежно-розового, теплого цвета, словно освещенных зарей, занимавшейся над горизонтом.

Думаю, именно поэтому художник В. Ф. Рындин, в ту пору гражданский муж Г. С. Улановой, в 1958 году и создал для ее Сильдифы в «Шопениане» новый костюм – нежного розового цвета с всполохами тонкого сиреневого, идущего словно из глубины слоев юбки. Тюник находится в экспозиции Театрального музея Петербурга, его можно увидеть.

Не зря Уланова всегда мне говорила: «Коля, запомните, „Шопениана“ – балет о радости, в нем не надо страдать. Это про счастье, это балет про счастье!» Не просто так он начинается у Фокина мажорным полонезом и заканчивается мажорным «Grand Valse brillante».

Я решил сделать свою редакцию «Шопенианы» не в мертвенно-белых нарядах на манер «Жизели», а в теплых, розовых тонах. Когда поделился своей идеей с Фадеечевым, он, танцевавший с Галиной Сергеевной этот спектакль в Большом театре, начал доказывать, что такого быть не могло. Я не спорил, просто показал ему фотографию: «Николай Борисович, это кто?» «Это я», – констатировал Фадеечев. «А это кто?» – спросил я, указывая на его партнершу. Он говорит: «Уланова». – «А цвет ее костюма какой?» Он растерянно: «Розовый! Ну, этого не может быть!» – «Николай Борисович, но так было!» – «Коль, ну вот убей меня, не помню!» – воскликнул он в сердцах.

Дирекция разрешила мне взять костюмы старой «Шопенианы». В мастерских укоротили их юбки. Они должны доходить до икры, не ниже, чтобы ноги были видны, это у вилисс в «Жизели» юбки по щиколотку. Такие моменты – не мелочи, как кому-то может показаться, они влияют на хореографию балета, определяют его индивидуальный стиль, от костюма на сцене очень многое зависит.

А вот с розовым цветом у нас не получилось, он оказался гораздо более интенсивным, чем хотелось. По идее, при пошивке костюма сначала в нужный тон красится ткань и только потом из нее шьется костюм. В моем случае, как и у Фокина, вариант с пошивом новых костюмов даже не рассматривался.

Зато я настоял, чтобы в костюмах сильфид сделали новые крылышки. Я долго боролся за то, чтобы крылышки не пришивались к костюму на уровне поясницы, крылышки растут от лопаток. В итоге, порывшись в старых книгах, нашел нужное описание, сам нарисовал: как их крепить, как должно быть сконструировано крыло, объяснил, как оно вставляется в лиф.

И еще я попросил, чтобы волосы танцовщиц были уложены не «ушками», как это делали в ГАБТе на манер II акта «Жизели», а «валиком», как на фотографиях Анны Павловой в «Шопениане».

46

Когда мы подсчитали число общих до премьеры репетиций «Шопенианы», включая те, которые Григорович позволил взять из своего времени, получилось всего четыре. К тому же финальная пересеклась с репетицией Юрия Николаевича. Очень ревнивый в работе, он сказал: «Не отдам артистов!» Не знаю, как получилось, но все мои девочки оказались на месте.

В качестве декораций я взял кулисы – лес из старой «Сильфиды» и задник «Шопенианы», созданный Рындиным.

Фестиваль в честь Улановой проходил на Новой сцене ГАБТа, историческое здание уже срыли. На спектакле, надо отдать должное, все собрались и все всё сделали. Станцевали мы очень-очень прилично, никто не ожидал, что наш балет пройдет с таким успехом.

Но какое же количество негатива вылили на мою голову за «Шопениану» балетные критики г. Москвы и Московской области! Тонны грязи! Меня уличали в безвкусии, в незнании классики и тому подобном. В зависимости от ситуации Цискаридзе обвиняли то в ненависти к модерну, то в ненависти к старому балету.