Мой театр. По страницам дневника. Книга II

Однажды Лиля позвонила, сказала, что к своему 60-летию в январе готовит большой творческий вечер: «Коль, очень прошу: „Чикаго“ спой и станцуй со мной!» Мне неудобно ей отказать, очень неудобно. Честно признался: «С удовольствием, только одно „но“ – у меня вообще нет времени репетировать. Вообще. Можно, я буду приходить вечером, ну, совсем поздно вечером?» «Конечно-конечно, – обрадовалась Лиля, – в любое время, когда тебе удобно, тогда и приходи!» Я приходил в ночи в десять-одиннадцать часов. Счастье, что Большой театр и театр Оперетты рядом находятся.

Программа юбилея состояла из 25 номеров! Лиля, по-моему, вообще из театра не уходила, целый день репетировала то сама, то с другими артистами. Я всё делал в четверть ноги, а она в полную ногу. И мне в какой-то момент становилось стыдно, что я филоню, а Лиля пашет. Мне-то годков было в два раза меньше, чем ей. И я начинал стараться, несмотря на то что у меня уже ни было ни ног, ни сил.

Номер из «Чикаго», который мы готовили, в мюзикле исполняют две певицы. Но Лиля хотела сделать его именно со мной. Она вообще на том вечере постаралась включить в программу всё, что ей в свое время не удалось спеть.

На юбилее в «Чикаго» она вышла, одетая в купальник, сверху которого – фрак, на ногах чулки в сетку и туфли на высоченном каблуке! Это был первый раз, когда Амарфий появилась на сцене в таком «голом» виде. «Коля, я всю жизнь стеснялась», – призналась она, конфузясь. «Лиля, ты в свои… надцать лет выглядишь как девочка». Я не лукавил, у нее была очень складная фигура и точеные ноги, которыми впору было гордиться.

Я не обращал внимания на то, что Лиля все время носила парики. Она их постоянно меняла. Ей очень шла смена прически и цвета волос. И на этом юбилейном вечере у нее на каждый номер был новый парик. Мне не могло прийти в голову, что Лиля вынуждена их носить после курсов химиотерапии… Часто пересматривая этот вечер, не могу поверить, что Лиле здесь – 60 лет; и что этот человек так поет и танцует на IV стадии рака. Когда я узнал о том – не мог поверить.

Юбилей Лилии Амарфий… Бесподобно теплый и прекрасный вечер. Ее с любовью поздравляли звезды оперетты. Все прошло на таком потрясающем уровне, в Лиле было столько жизни и радости, что я верил – она восстановится.

Вскоре, просматривая на досуге свои сокровища – видеокассеты, я обнаружил, что куда-то делись мои любимые оперетты. Позвонил: «Лиль, ты знаешь, я не могу найти „Принцессу цирка“ и „Графа Люксембурга“. Можешь мне принести, я себе перепишу?»

После юбилея прошло месяца два. Звонок от знакомого Амарфий: «Лиля Яковлевна вам передала пакет, можно занесу?» Принес. Я позвонил поблагодарить, а она: «Колька, не возвращай, это тебе». Я еще очень удивился, что она мне отдала свои оригиналы.

Лиля знала, что она уходит. В апреле неожиданно позвонила: «Коль, так хорошо прошел тот вечер, меня просят его повторить. Если он состоится, будешь участвовать? На этот раз тебе заплатят. Ну, ты сможешь выступить?» – «Конечно, для тебя я сделаю все, никаких денег». Я понимал, что даже сама мысль о повторе вечера вселяла в нее надежду на жизнь.

1 октября 2010 года Лилю похоронили.

50

В начале весны я получил официальное письмо от В. Г. Урина, тогда директора театра им. К. С. Станиславского и Вл. И. Немировича-Данченко: «Приглашаем вас принять участие в гала-концерте, посвященном юбилею П. А. Пестова в нашем театре, который состоится 31 мая 2010 года». Я тоже официально ответил: «Спасибо, Владимир Георгиевич, меня не будет в Москве в этот день». Последовал звонок от Филина: «Коля, нам надо отдавать в печать афишу с именами участников, нам надо…» Я еще раз повторил, что буду в отъезде. «Ну, вдруг ты согласишься, сможешь…» – продолжал настаивать Сергей. «Нет! Не смогу, и не надо ставить мою фамилию на афишу».

Узнав, что Филин собирается проводить пестовский юбилей, разговаривая с Петром Антоновичем по телефону, я сказал: «Вы в курсе, что в „Стасике“ тоже собираются ваш юбилей справлять?» – «Я вообще не знаю, что это такое, Коль, не хочу никуда ехать, не хочу никакого гала-концерта», – устало ответил Пестов. «Меня там не будет», – уточнил я на всякий случай. «Ну и ничего страшного», – отозвался он.

Приближался конец мая. Я отправился на гастроли. А накануне 31 мая в Москву прилетел Пестов, да не один, а со своими штутгартскими учениками.

И начался аттракцион! Пётр Антонович попросил у Филина несколько билетов на свой вечер. Тот отказал, мол, билетов нет. Когда билеты у дирекции театра все же нашлись, Пестов дал денег и попросил их выкупить Илью Кузнецова, моего одноклассника, который в мое отсутствие опекал Петра Антоновича в Москве. «Ты знаешь, – сказал мне потом Илюша, – когда я посмотрел, сколько стоили эти билеты, подумал, что, пожалуй, обойдусь без этого концерта!»

Конечно, все, кто мог, перемывали мне кости, включая ближний круг Петра Антоновича. Выяснилось: мне вменялось в вину, что я не пригласил для участия в гала в ГАБТе ни одного из учеников Пестова, работавших за границей. С подтекстом, что меня-то в Нью-Йорк они пригласили!