Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг.

Кроме Дельвигов и Гурбандта, я бывал <в это время> часто у Плетнева, у которого литературные вечера при жизни Дельвига были по субботам, а после его смерти по воскресеньям и средам. По этим дням литературные вечера Плетнева постоянно продолжались в течение 25 лет до отъезда его по болезни за границу. На эти вечера, впрочем, являлось менее литераторов, чем к Дельвигу. Бывал я, конечно, и у некоторых других знакомых, но так как эти знакомства не представляют ничего интересного, то нечего о них и говорить; упомяну только о вечерах у моего товарища инженер-прапорщика Якова Ивановича Пятова{449}, бывшего впоследствии долго секретарем Нижегородского дворянства. Он был сын потомственного почетного гражданина и нижегородского городского головы{450}, считавшегося очень умным и богатым человеком. Я его не знал, а потому об уме его не сужу, а о богатстве могу сказать, что оно было воображаемое, судя по наследству, оставленному им двум его сыновьям. Из всех моих товарищей один Пятов получал из дома достаточное, особливо по тому времени, содержание в 6000 руб. асс. в год. При его аккуратности он мог жить очень хорошо; он нанимал чистую, хорошо отделанную квартиру у Семеновского моста; товарищи считали его неспособным к наукам и вообще тупым, но собирались у него по вечерам, на которых всегда бывал ужин, а перед тем игра в карты и разговоры, относившиеся к институту, в котором мы учились.

Во 2-й бригаде института, – как тогда называли класс, в котором обучались инженер-прапорщики, – главные предметы преподавания были: аналитическая механика, приложения к начертательной геометрии, физика, химия, архитектура и военные науки. Первую преподавал профессор инженер-полковник Ламе; приложения к начертательной геометрии – профессор инженер-полковник Севастьянов; физику – инженер-майор Скальский{451}; химию – академик Гесс{452}; архитектуру – профессор Жако, а военные науки, вместо профессора генерал-майора Шефлера, его репетитор, инженер-майор Языков. Все они уже померли.

Профессоры института, полковники Ламе и Клапейрон{453}

, были горными инженерами во Франции и отличными воспитанниками Парижской политехнической школы. В начале двадцатых годов они были выписаны для преподавания высших наук в Институте инженеров путей сообщения и приняты в русскую службу майорами корпуса инженеров путей сообщения, оставаясь французскими подданными. Клапейрон читал в 1-й бригаде, – как назывался тогда класс инженер-подпоручиков, – курс построения и прикладную механику.

Ламе был человек положительный, глубоко ученый, приятной наружности и изящных форм; читал лекции красноречиво и твердо знал, что читал. Он женился в России на воспитаннице княгини Голицыной, известной под названием Princesse Nocturne{454}; {причины этого названия, вероятно, описаны во многих записках современников}.

Клапейрон был, напротив, человек взбалмошный, наружностью и формами французский roturier[40], не всегда твердо знал читаемые им лекции и часто затруднялся в математических выкладках, но от природы способнее Ламе, который много выигрывал старательным изучением преподаваемых им предметов.

Ламе и Клапейрон в России были дружны между собою; они написали вместе много научных статей; между прочим, укажу на данное ими в 1823 г. графическое определение точек перелома в своде; они вообще принесли весьма большую пользу Институту инженеров путей сообщения.

После июльской революции их обоих предваряли, чтобы они свои мнения об этой революции держали про себя. Это им было подтверждено и после варшавского мятежа. Ламе повиновался, но Клапейрон пробалтывался. Вследствие этого в декабре герцог Александр Виртембергский, конечно, по приказанию Императора, объявил ему о том, что он командируется в Вытегру, как профессор строительного искусства, с тем, чтобы он познакомился с нашими искусственными водяными путями и впоследствии мог дать советы для их улучшения.

Все отговорки, служившие к тому чтобы не ехать, были приведены Клапейроном: и незнание русского языка, и зимнее суровое время года, и нездоровье; ничего не помогло. Он был послан в Вытегру, откуда возвратился только летом следующего года. В это время король французов Луи-Филипп пожаловал Ламе и Клапейрону кавалерские знаки ордена почетного легиона, которые Император Николай запретил им носить на их военных мундирах. Это распоряжение было тем страннее, что ордена ими были получены за отличие в науках и что в то же время директору института генералу Базену, получившему командорские знаки того же ордена, взамен имевшейся у него низшей степени, дозволено было надеть эти знаки. Правда, что Базен и вместе с ним приехавшие товарищи приняли уже в то время присягу на русское подданство.

Ламе и Клапейрон были до того обижены запрещением им носить свой орден, что осенью 1831 г. вышли в отставку и уехали во Францию.

Они оба уже имели русские ордена Анны 2-й ст. с алмазами и Владимира 4-й ст. При отставке один Ламе получил орден Св. Станислава 2 ст. со звездой.