Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг.

С знакомыми Чаадаев был учтив, но вообще весьма сдержан; с людьми малого образования, не фешенебельными и в особенности с теми, которые не пользовались хорошею репутациею, он вел себя гордо, за что не был любим некоторою частью московского общества. Каждый понедельник по вечерам собиралось у него самое избранное мужское общество, несмотря на скромность помещения, занимаемого Чаадаевым, и на его отдаленность от центра города. Впоследствии это собрание было также по понедельникам, но между первым и пятым часом пополудни. Все лица чем-нибудь замечательные при проезде через Москву непременно заезжали к Чаадаеву. Он даже замечал, что те из его прежних товарищей, значительно повысившихся в государственной службе, которые не заезжали к нему, не получали в следующий год служебной награды. Он обращал постоянное внимание на это повышение своих товарищей, часто находя, что они по своему образованию и способностям их не заслуживают, и говорил про дослужившихся до генеральских чинов, когда они получали новые награды: «а ведь я знал его просто капитаном», не обращая внимания на то, что с того времени прошли десятки лет.

Образ мыслей Чаадаева был либеральный в том смысле, как либерализм понимали у нас в то время; он, конечно, желал свободы и просвещения, но это для избранного общества. Он не понимал нужд народной массы и, кажется, мало о ней заботился.

Тогда существовали две литературные партии, именно: западников и славянофилов; обе очень уважали Чаадаева, который, конечно, принадлежал к первой партии; он был с нею солидарен и в отношении к улучшению народного быта, так как между этими партиями была, между прочим, и та разница, что славянофилы поставили себе[54]

главной задачею освобождение крестьян из крепостной зависимости, а западники об этом мало думали. Вообще Чаадаев был человек не практичный. При этом мне припоминается частое его ко мне обращение после того, что я назначен был в 1852 г. начальником Московских водопроводов <с целью увеличить количество воды, доставляемое водопроводами в Москву>. Он говаривал мне: «Вы знаете, как я Вас люблю и как я рад, что Вы живете в Москве, но, право, не могу понять Вашего здесь назначения; я с ребячества жил в Москве и никогда не чувствовал недостатка в хорошей воде; мне всегда подавали стакан чистой воды, когда я этого требовал». Эти слова вовсе не были с его стороны натяжкою; он действительно полагал, что если он всегда имел чистую воду в Москве, то и все ее имели.

Чаадаев, гонимый правительством, постоянно был его оппонентом и любил это выказывать. Совершенное незнание России, потребностей народа и привычка к оппозиции довели его до того, что с воцарением Императора Александра II, когда начали ходить слухи об освобождении крестьян от крепостной зависимости, он мне неоднократно говорил, что намерен запереться дома, так что только изредка будет видеться со мной и с самыми близкими ему людьми, с тем чтобы заняться сочинением, в котором он докажет необходимость сохранения в России крепостного права. К чести Чаадаева, постигшая его в начале 1856 г. смерть помешала ему написать это сочинение, если только он действительно намерен был осуществить свои слова.

Чаадаев был убежден, что его знакомство с А. С. Пушкиным, с того времени когда последний был еще в Лицее, имело сильное влияние на развитие гения Пушкина, и потому всегда порицал тех, кто писал о Пушкине, не посоветовавшись предварительно с ним, и в особенности сильно за это нападал на П. И. Бартенева{532} (впоследствии издателя «Русского архива»).

Чаадаев очень гордился своим происхождением. Часто в Московском Английском клубе <знакомые его>, желавшие подразнить Чаадаева, спрашивали его, как ему родня Михаил Иванович Чеодаев{533}

, бывший тогда генералом от инфантерии и командиром 6-го пехотного корпуса. Чаадаев обыкновенно не отвечал на этот вопрос, но ближайшим своим знакомым говорил: «Видите, до какой степени эти господа невежественны; они не знают, что я не Чеодаев, а Чаадаев, и не знают той роли, какую Чаадаевы играли в русской истории».

Генерал Чеодаев не имел никакого образования и разбогател злоупотреблениями по службе, а потому Чаадаев не только не был знаком с ним, но презирал его. Повторяю, Чаадаев был человек высокого ума и с большим образованием, и что если я, {говоря о нем}, описал только одни его странности, то это собственно потому, что все, что можно было сказать о его уме, образовании и влиянии на тогдашнее общество, высказано во многих статьях, напечатанных в последнее время в разных журналах.