Мои воспоминания. Том 1. 1813-1842 гг.

Пораженный этим неожиданным поручением, я немедля поехал домой и объявил жене, что, так как нет возможности определить времени, которое потребуется для исполнения означенного поручения, я желаю, чтобы она ехала со мной. Она сейчас же согласилась; Е. Е. Радзевская ехала также с нами, и все было готово в три дня к нашему выезду. Я поехал в правление III (Московского) округа, чтобы получить подорожную, прогонные и подъемные деньги. Зная, что в военном и других ведомствах при подобных экстренных по Высочайшему повелению поручениях командируемые лица снабжаются двойными прогонными деньгами и особою суммою на подъем, я просил управляющего округом меня снабдить таковыми же, тем более что я в то время не имел вовсе денег. Управляющий округом объяснил мне, что граф Толь в предписании своем о назначении меня для исполнения означенного поручения не упоминает о выдаче мне ни двойных прогонных денег, ни особой суммы на подъем, а потому он не может исполнить моей просьбы, а для того чтобы я не был задерживаем на почтовых станциях столь обыкновенными в то время отказами проезжающим в почтовых лошадях под предлогом, что они все находятся в разгоне, он приказал мне выдать подорожную на взимание лошадей из курьерских. Подорожные на взимание курьерских[74]

лошадей давались непременно на три лошади, а так как я получил прогонные деньги только на две лошади, то должен был уплачивать из своей собственности за третью лошадь. Но так как я ехал с женой, с Е. Е. Радзевскою и прислугой, то должен был купить очень большую кибитку, в которую впрягали пять лошадей, и, следовательно, я из собственных денег добавлял прогонную плату за трех лошадей. Впрочем, очень счастливо было и то, что мне была выдана подорожная из курьерских; даже с этой подорожной я на некоторых станциях не мог получить лошадей иначе, как после продолжительного шума, брани и выслушивания на некоторых станциях со стороны станционных смотрителей и ямщиков грубостей, в особенности в земле Войска Донского. С подорожной же на взимание почтовых лошадей был бы я принужден сидеть по нескольку часов на большей части станций, в которых не было никакого помещения и нечего было есть, или, во избежание этих замедлений, нанимать вольных лошадей и платить за них дороже вдвое, и даже более чем вдвое, против установленных прогонных денег. Сверх того, вольных лошадей нельзя было вовсе достать на некоторых станциях, и именно на всех станциях земли Войска Донского, через которую путь пролегал на несколько сот верст.

Я уже говорил, что у меня в это время не было денег; казенные прогонные деньги, {отпущенные мне} на две лошади, составляли безделицу; {откладывать такое важное поручение, данное в столь лестных для меня выражениях, до получения денег, которые я мог бы у графа Толя чрез управляющего округом, если бы он согласился об этом представить, я почитал неудобным} и потому решился взять тысячу рублей из незадолго перед этим присланных мне зятем моим, С. А. Викулиным, 7000 руб. для приведения в порядок займа сохранной казны, лежащего на той части имения, которая была отделена тестем жене моей, и затем на отделение этой части по сохранной казне от прочих имений моего тестя оставил 6000 руб. Ф. Н. Лугинину.

В день отъезда нас приехали провожать наши друзья, с которыми мы расстались у городской заставы. В числе их был Киреев, муж известной красавицы{708}, о котором я еще ни разу не упоминал. Он был добрый малый, очень неглупый, имел порядочное состояние, но часто напивался и в таком виде часто показывался в публике. Мы служили напутствующий молебен, за которым всех усерднее молился А. С. Цуриков. Он после молебня старался казаться веселым, много шутил и, прощаясь с нами за городской заставой, уверял, что, проехав через Чугунный мост, построенный на рукаве р. Москвы по весьма неудачному проекту инженер-генерал-майора Девитте, мы миновали наибольшую в нашем путешествии на Кавказ опасность.

Слухи о моем внезапном отъезде на Кавказ распространились по Москве. Во время шумного завтрака, перед тем чтобы садиться в кибитку, в моей передней явился мой внучатный брат Василий Иванович Коптев{709}, кончивший за год перед тем курс в Московском университете, готовый на все, чтобы выказаться перед своим служебным начальством и опасавшийся знакомства с людьми, которых он считал хотя сколько-нибудь либеральными. Он приехал узнать, действительно ли меня посылают на Кавказ, и, не входя из передней в столовую, спросил меня об этом. Когда я отвечал утвердительно, он немедля убежал, несмотря на приглашение остаться позавтракать у нас. Он вообразил себе, что меня ссылают на Кавказ, и потому опасался остаться хотя несколько минут с человеком, неугодным правительству. Понятно, сколько появление и внезапное исчезновение Коптева подало поводов к остротам и насмешкам Цурикову и другим гостям.