Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

По приезде сына Б. Е. Прутченко в Нижний находившийся в этом городе под надзором полиции князь Лев Андреевич Гагарин, пользовавшийся особым расположением жены губернатора княгини Урусовой, {о чем я уже упоминал выше, будучи} недоволен тем, что Б. Е. Прутченко не приглашал его к себе, заявлял везде, что он утрет нос молодому гвардейцу. Последний в первый свой визит у княгини Урусовой имел неосторожность как-то неблаговидно отозваться о ее петербургском родственнике; это еще более возбудило против него ее мужа.

В первых числах января у управляющего Нижегородскою палатою государственных имуществ Василия Ефимовича Корвин-Круковского{288} был домашний спектакль любителей и бал. По окончании спектакля я остался в театральной зале, а когда спустя четверть часа взошел во второй этаж, в котором после спектакля начались танцы, то увидал посредине залы князя Урусова и молодого Прутченко, которых обступили множество дам и мужчин. Князь Урусов сильно топал ногами и, обращаясь к Прутченко, кричал:

– В солдаты, в солдаты разжалую, донесу государю, и без суда в солдаты.

Опасаясь, чтобы Прутченко не ответил какими-нибудь грубостями военному губернатору, что ни в каком случае не прошло бы ему, Прутченко, без дурных последствий, я стал на место последнего и просил Урусова объяснить мне причину его гнева. Урусов, обращаясь ко мне, продолжал кричать:

– Я этого мальчишку разжалую в солдаты, без суда в солдаты, в солдаты.

В это время молодой Прутченко уже галопировал в другой комнате. Отец его, взойдя в ту комнату, где были я и Урусов, услыхал, несмотря на свою глухоту, последние слова Урусова; не зная, что я только что заступил место его сына, он вообразил, что эти слова относятся ко мне и, опасаясь, чтобы я не отвечал грубостью на обращенные ко мне Урусовым слова, просил меня предоставить ему переговорить с Урусовым. Я отошел и был свидетелем смешной, несмотря на ее неприличие, сцены. Урусов продолжал кричать, обращаясь к старику Прутченко:

– В солдаты, в солдаты!

A когда последний спросил Урусова о причине его гнева, то Урусов ему отвечал, что в солдаты разжалуют его сына, чего Прутченко по глухоте не расслышал и продолжал расспрашивать, за что Урусов обещается меня разжаловать в солдаты, а когда получил в ответ, что эта угроза относится не ко мне, а к его сыну, то старик не мог ничего понять и просил прекратить крик и объясниться на другой день. Тогда Урусов ему громко сказал:

– Вы не можете мне давать советов; вы позабываете, что я и вам начальник.

Прутченко сказал, что после этого остается ему только отойти от Урусова, который вслед засим уехал с бала, а я старику Прутченко рассказал о происходившем до его прихода в той комнате, в которой он застал меня и кричавшего Урусова.

Подобные сцены повторялись довольно часто в тех домах, в которые был приглашаем Урусов; бывали целые недели, в которых каждый день ознаменовывался какою-нибудь историей в высшем кругу нижегородского общества, почему я и называл этот город «историческим». В них почти постоянно участвовал Урусов. Рассказ многих этих историй был бы слишком утомителен, а потому я ограничусь одной из них, {происходившей в описываемое мною время}.

В Нижнем издавались губернские ведомости, редактором которых был Павел Иванович Мельников{289}, известный впоследствии в литературе под псевдонимом Андрея Печерского. Приехав в Нижний в 1843 г., я застал Мельникова учителем в нижегородской гимназии. Вскоре по приезде в Нижний Урусова Мельников читал публичные лекции о Смутном времени в России. Урусов назначил Мельникова чиновником особых поручений при губернаторе и употреблял его преимущественно по следствиям о раскольниках. Вскоре Мельников перешел в Министерство внутренних дел, и от этого Министерства был также назначаем на следствия по раскольничьим делам. Впоследствии он участвовал в «Московских ведомостях», издаваемых Катковым{290} и Леонтьевым{291}.